Приключения русского дебютанта
Шрифт:
— На ваше усмотрение. Десять процентов?
Зал ответил консенсусом. Предложение Владимира выглядело разумным. Когда люди Сурка обговаривали свой процент от прибыли, они обычно начинали с пятидесяти.
— Товарищи, — продолжил Владимир, — коллеги по бизнесу; хочу вас заверить, я не ставлю себе Целью обобрать вас. Я, как говорят в Америке, «командный игрок». Так что…
А что, собственно? Он подыскивал изящную концовку.
— Так что давайте выпьем за успех!
Следом было произнесено немало тостов за «Командного игрока». К Владимиру выстроилась очередь, чтобы пожать ему руку. Тех предпринимателей, что полезли
Они выехали со двора. День стоял прекрасный, дул легкий ветерок, и даже химическая дымка нравилась Владимиру: она была той исторической правдой, что корректирует вечно самодовольную улыбку солнца. Костя сидел впереди, играя в электронные кости. Водитель, неприступный чеченец в огромном меховом национальном головном уборе, с глазами цвета томатной пасты, был готов, судя по его виду, снести багажник любому польскому «фиату», если только тот не двигался со скоростью звука.
— Погляди-ка, — сказал Костя.
Справа возник ряд широких неоклассических фасадов, лепившихся впритык друг к другу. Крашенные в кремовый цвет, они выглядели вполне миролюбиво, несмотря на пару воинственных сторожевых башен, торчавших сзади. И посреди этого разнобоя, меж шпилей и невесомых контрфорсов, возвышалась закопченная готическая церковь, с легкостью затмевавшая соседей размерами и внушительностью.
— Господи, — Владимир прижался лицом к стеклу, — какое прекрасное не пойми что.
— Замок Правы, — скромно пояснил Костя.
Чтобы как-то отметить этот миг ничем не замутненного туризма, Владимир закурил отдававшую плесенью местную сигарету из пачки, подаренной Сурком под конец обеда. Он опустил стекло в машине — и ему помахала ручками в белых перчатках парочка улыбающихся «эм-энд-эмcок»; человечки-конфетки были приварены к боку трамвая.
— Ах! — вздохнул Владимир, когда старое дребезжащее чудище проехало мимо. Он посмотрел направо — на громоздившийся замок, потом налево — вслед машущим «эм-энд-эмcкам» и ощутил безграничное счастье. — Водитель, поставьте какую-нибудь музыку! — попросил Владимир.
— «Аббу»? — Вопрос прозвучал риторически.
— Поставь «Суперзвезду», — велел Костя.
— О да, люблю эту вещь, — одобрил Владимир.
Ветер наполнил машину запахом платанов, на кассете пели нордические красотки, им вторили, в разной степени коверкая произношение, трое бывших советских людей. Машина покатила с холма, на котором высился замок. Мимо на полной скорости пронесся трамвай, промахнувшись буквально на сантиметр.
— Столованцы долбаные! — завопил чеченец.
Из брошюры, просмотренной в турфирме в аэропорту, Владимир запомнил фразу «море шпилей». и действительно, в архитектурном рагу, бурлившем внизу, присутствовали золотые шпили, блестевшие на солнце идущего на убыль лета. Однако авторы брошюры обнаружили явную пристрастность, забыв упомянуть покатые красные крыши, спускавшиеся каскадом к серой излучине реки…
— Тавлаты, — подсказал Костя.
Не упомянули они и огромные бледно-зеленые купола, венчавшие массивные барочные церкви по обе стороны реки. И мощные готические пороховые башни, со стратегическим умыслом разбросанные по городу, — подобно суровым средневековым рыцарям, они охраняли Праву от той банальной бестолковщины, что сожрала линию горизонта в столь многих городах Европы.
Пейзаж портило только одно странное сооружение; гигантское и угрюмое, оно торчало вдалеке, но каким-то образом умудрялось нависать
— Что это? — спросил Владимир у Кости, стараясь перекричать «Аббу».
— А? Ты никогда не слышал о Ноге? — заорал в ответ Костя. — Это забавная история, Владимир Борисович. Рассказать?
— Будь добр, Константин Иванович. — Владимир уже не помнил, откуда узнал отчество Кости, но этот человек, «соль земли», не мог не быть сыном Ивана.
— В общем, как только кончилась война, Советы возвели здесь, в Праве, самую высокую статую Сталина в мире. Это было что-то, скажу я тебе. Весь Старый город был зажат между ботинками Сталина, и как он только на него не наступил.
За эту шутку Костя вознаградил себя смешком. Как же ему нравилось общаться с Владимиром! А последнему стало ясно, что родись Костя в более здоровое время и в другой стране, из него получился бы обожаемый учитель в какой-нибудь тихой, тугодумной провинции.
— А потом, когда отец народов отошел в мир иной, — продолжал Костя, снова переходя на дидактический тон, — столованцам позволили снести статуе голову и заменить ее головой Хрущева. Большое утешение! И наконец, через два года после Габардиновой революции, местным удалось взорвать Никиту, но не до конца… Не спрашивай, что было дальше. Скажу лишь, что парней, выигравших контракт на подрыв Левой Ноги, последний раз видели на Сен-Бартельми [25] с Тратой Пошлой. Помнишь такую? Она играла в фильме «Иди домой, снайпер Миша» и еще в этом, как его… который в Ялте снимали… А, вспомнил — «Мой альбатрос».
25
Курортный остров в Карибском море.
— «ПраваИнвест» мог бы взорвать Ногу, — предложил Владимир, на секунду позабыв о невыносимой легкости бытия, царившей в корпорации.
— Дорого очень, — осадил его Костя. — Нога уходит прямо в фундамент Старого города. Если ее неправильно взорвать, пол-Правы снесет в реку.
Что ж, если даже «ПраваИнвест» не может справиться с Ногой, тогда Владимир просто сотрет ее мысленно со своей сетчатки, и плевать на галошеобразную тень, накрывающую архитектурные красоты.
Да, если не считать гигантской Ноги, Права продолжала очаровывать его золотистостью, и наконец до Владимира дошло: в этой Праве есть свой шарм; конечно, не город мира, как, скажем, Берлин, но и не задрипанный Бухарест. Поэтому возникал вопрос: а что, если здешние американцы принадлежат скорее к продвинутому типу Франчески и Тайсона, а не к таким замороченным, как балбес Баобаб? Желудок Владимира тревожно заурчал. Костя, словно почувствовав состояние Владимира, произнес:
— Красивый город, правда? Но Нью-Йорк наверняка красивее.
— Издеваешься? — отозвался Владимир.
Они проскочили несколько светофоров на красный свет и выехали на мост, соединявший две части города. По мосту ходили трамваи, брызгая искрами из-под колес, и водитель опять обругал столованцев за их убийственный транспорт.
— Ну, — сказал Костя, прирожденный дипломат, — Нью-Йорк все-таки побольше.
— Точно, — согласился Владимир, — самый большой город в мире. — Но особой гордости не испытал.