Приключения в приличном обществе
Шрифт:
В общем, дух не захватывало. Не поражало воображения, не заставляло восхищаться набором древесных пород, отличавшимся разнообразием, вдумчивой расстановкой дерев по периметру и внутри него.
Все фрукты росли в этом Саду - от абрикоса до яблока, водились пернатые: птица Сирин, Алконост, Гамаюн, Финист с филином и некоторые другие (теперь они крайне редки), чьей родовой и фольклорной принадлежности я не знал. Если прочая фауна и была, то скрывалась во флоре.
Небрежный набросок неба чуть виднелся вверху.
– Небо? Небо - это иллюзия. Вы погуляйте, Птицын,- распорядился Маргулис.- Кушать плоды не возбраняется. А вот лазать по некоторым
– Мцыри все вымерли, - сказал Птицын и сразу куда-то делся, чтобы нам не мешать.
Маргулис продолжал вводить меня в курс.
– Здесь общепринято приятно проводить время, - сказал он.
– Красивая растительность, - отозвался я.
Какое-то неизвестное мне растение росло раскорякой среди других. Направляясь к нему, мы поравнялись с двухсотлитровым бутылочным деревом. Маргулис приблизился к нему, отвернул на нем кран и подставил фиал. Пенная струя ударила в чашу.
– Отведайте, маркиз, - предложил он.
Я отведал. Напиток показался мне безвкусным и недостаточно газированным, но я похвалил.
Рядом с растопыренным деревом, к которому мы продвигались, росло другое, тоже весьма разветвленное, да и похожее как две капли воды на первое. Можно было бы даже предположить, что они отражались друг в друге.
– Это Древо Жизни, - сказал Маргулис, указывая на одно из них.
– А это - Смерти.
– И указал на другое. Интересно, как он их распознал?
– Даже тонкий ботаник не найдет разницу, - заметил по этому поводу Маргулис.
– Древо Жизни - вы видите? Увешано пульсирующими сердцами. А Древо Смерти, думаете, чем?
– пульсирующими сердцами.
Я действительно увидел пульсирующие сердца, хотя принял их первоначально за толстых пурпурных птиц. А пристально приглядевшись, можно было заметить, что прихотливое переплетение ветвей обоих дерев напоминает лабиринт, что, видимо, символизировало проблему выбора.
– Этот ясень есть Иггдрасиль, - указал мне Маргулис на другое древо.
– А это дуб, тот самый, что описал еще Аполлон Григорьев, возвращавшийся от цыган. Тут есть еще залупарк, иначе говоря, сад лингамов. Но он нынче заперт. Там у нас Древо Желанья растет.
Вообще я заметил, что Сад был частично искусственный, то есть там, где у природы не хватило ума проявить себя со всей полнотой, дело было поправлено человеческим воображением. Так, например, наряду с финиками на одной из пальм произрастали пряники.
И еще: Сад выглядел до странности малоподвижным. Не было ни шевеленья ветвей, ни движенья воздуха. И тишина. Хоть бы свистнул кто-нибудь фистулой. Пульсировали сердца, изредка высовывался Сирин, да Птицын, сидя на дереве, ронял помет.
– Шипами и терниями засадил сей Сад садовник-садист, - вздохнул Маргулис.
– Садовника мы прогнали, тернии выдернули, шипы обратили остриями внутрь. Теперь даже голыми можно гулять. В костюме от Кадмона. Вы чувствуете, как Сад поглощает злобу и выделяет любовь? Надеюсь, этот наш опыт с шипами и терниями подхватит весь земной шар. Если вы понимаете, что я имею в виду.
– Так называемые добродетели?
– спросил я, зная уже кое-что из его программы.
– Именно. Дуракам добродетели ни к чему.
Единственная роза, расправив шипы, росла в уголке укромно, чувствуя себя не в своей компании. Даже растения сторонились ее.
– Обратите внимание на Древо Познания, - продолжал нашу экскурсию мой гид.
Дуб с крупными тяжелыми желудями княжил над мелкой порослью. Маргулис указывал
Дуб был снабжен мемориальной табличкой, на которой значилось, что это дерево является памятником старины, так как в 1918 году на его ветвях кого-то повесили.
– А еще, - доложил Маргулис, - на этом дубе однажды колдун повесился. Повисел, повисел, спрыгнул, да и пошел прочь. Только его и видели. Со временем, - добавил он, - на этом древе мы будем вешать невежд.
– Почему Древо Познания?
– спросил я, не зная, как связать в своем уме эти толстые желуди и стремленье к познанию, присущее всякому мыслящему существу.
– Существует легенда, - сказал Маргулис, - что Бог сотворил Адама по подобию своему. А потом и Еву сотворил из ребра его, но ее подобие было далеко не таким полным. Поэтому Он, сотворив их, размножаться им не велел. Они слепо следовали веленью Его, и даже не обращали внимания друг на друга, покуда однажды сам Бог, наскучив их послушанием и невинностью, не послал им со змием яблоко. Это окаянное яблоко и решило все. Адам так и набросился на нее, отведав сей блядский плод.
– Лучше бы Он им лимон прислал, - сказал ему я
– Но согласитесь, даже с лимоном во рту, слово секс звучит, тем не менее, сладостно.
– Однако почему все-таки Древо Познания?
– настаивал я, не найдя ответа в его легенде.
– Ах, да, я и забыл. Да ведь именно под древом познанья он и познал ее. Знаете, что я думаю, глядя на эти плоды?
– вдруг сказал он, уставившись на крупные желуди.
– Случись вдруг опять революция, верх снова одержат большевики.
Мне в эту минуту он показался очень искренним. О революции, как только о ней заходила речь, он всегда говорил увлеченно и горячо, хотя и старался в присутствии посторонних сдерживаться. Было видно, что эта мысль, как червь в яблочном чреве, давно тревожит его, грызет изнутри, идет своим беспросветным путем внутри него, ищет выхода. А может этот маленький, но деловитый червячок - настойчивый, ненасытный, трудолюбивый - вырос уже до змия, заняв весь его череп, так, что другой мысли не осталось и места? Последнее сравнение показалось мне очень удачным.
– Те, кто имеет деньги и власть, навязывают миру свои правила. По какому праву? Мы будем отсюда навязывать свои. И в городе уже ощутимы флюиды влияния. Но это всего лишь капля безумия на ведро их житейской мудрости. Мэр практически в наших руках и скоро без нас ни шагу. Сам только и знает, что обещания раздавать, да нужным людям Машей подмахивать. Ведь никто бездельников и дураков на работу брать не хочет. Поэтому гуманное правительство использует их на государственной службе.
Он полагал, что революционная ситуация назрела давно. Ибо семь симптомов, предшествующих свержению режима уже налицо. По моей просьбе, он перечислил их.
– Низы уже не хотят по старому, верхи же без этого обойтись не могут. Я имею в виду государственное насилие. Подавляющее сексуальное большинство находится под тяжким гнетом кучки ненасытных насильников. Взять хотя бы наш монастырь...
– У нас тута тоталитаризм, - сказал Птицын, ловко устраивая себе гнездо из ивовых прутьев и стеблей камыша. До этого он, словно синяя птица, всё с ветки на ветку порхал.
– Вот-вот. Кстати, Птицын, откуда у вас такой красивый синяк?
– Это мы с Вертером в крестики-нолики играли, - охотно объяснил Птицын.
– Он мне крестик - я ему нолик, он мне крестик - я ему нолик, он мне по морде - а я его шваброй наотмашь бац!