Приключения в приличном обществе
Шрифт:
– Ты Вертеру особенно не груби, - счел нужным заступиться Маргулис.
– Он безответно влюблен, его пожалеть надо. К сожалению, ссоры на нервной почве у нас не редки, - обратился он вновь ко мне и продолжал так.
– К сожалению, вседозволенность в наше время переходит всякие границы.
– Но позвольте, - сказал я.
– Мне кажется, что сексуальная вседозволенность и является частью вашей программы.
– Ах, как вы неправы!
– едва ли не вскричал он.
– Мы за сексуальную свободу, за прогрессивный секс, ничего общего со вседозволенностью не имеющий. Это вселенское свинство, именуемое вседозволенностью, мы, придя к власти, первым
– Есть еще симптомы?
– подстегнул его я, поскольку он надолго задумался.
– Сексуальная детерминация, - подсказал с дерева Птицын.
– Да, социальное все более детерминировано сексуальным, и это я могу доказать, если хотите. Так сколько же мы насчитали?
– Шесть, - сказал я.
– Седьмой я забыл, к сожалению. Выскочило из головы на волю. Но непременно когда-нибудь вспомню и вам скажу. Вы, Птицын, не помните седьмой симптом?
– Не-а, - отозвался Птицын, тщательно, словно в подполье, маскируясь в своем гнезде.
– Он там жить собирается?
– спросил я.
– Нестись хочет. Давайте отойдем. Это бывает для него мучительно.
Мы отошли. Мне пришла в голову мысль, нельзя ли этой революционной ситуацией воспользоваться в своих целях.
– Когда планируете начать?
– спросил я.
– Сексуально-экономическая ситуация как раз вполне подходящая. Остается дождаться благоприятной фазы луны. Но непременно начнем уже в октябре.
Сегодня какое? Я попытался вспомнить число, но в голове все настолько перемешалось, что все числа начисто выветрились. Я был уверен лишь в том, что месяц - октябрь. Значит, вот-вот.
– Нам даже ничего не надо выдумывать заново, - продолжал Маргулис.
– Опыт двух революций - Октябрьской и Французской нами заимствован и переосмыслен. Ошибки учтены. Все французские лозунги - хотя они и с прононсом - подходят и нам. Но то, что француз произносит себе в нос - мы говорим открыто. Сексуальная свобода! Сексуальная справедливость! Сексуальное равноправие! Как видите, теоретическая часть вам довольно знакома, не правда ли? И состоит в ближайшем, почти плагиативном родстве с той, что известна из курса истории. Но мы в этом деле и не претендуем на оригинальность. Широким массам нас так проще понять.
Он еще долго рассуждал о теоретическом родстве социальной и сексуальной революций, приводя поразительные аналогии и пародийные параллели. Выходило забавно.
– А главное, - горячо продолжал он, - эротическая платформа партии легкодоступна для всех умов и позволяет наиболее тесно на ней сплотиться. Эротическое учение легкодоступно. Каждый носит в себе эту искру. Из искры возгорится пламя, если ее умело раздуть. Надо держаться вместе. Вместе мы - масть. И большевики, и меньшевики и эсеры.
– Эсеры?
– Средний, так сказать, размер. На первых порах можно привлечь и наиболее
– Я не спрашивал, но он, тем не менее, ответил на им же поставленный вопрос.
– А Великая Октябрьская Социалистическая Революция (ВОСР) - с чего начиналась? С выстрела. Наша ВОСР тоже начнется с выстрела. Я уже присмотрел ТТ.
– У кого?
– живо поинтересовался я.
– У ваших палачей, маркиз.
– Только не делайте из этого гражданской войны, - попросил я.
– Зачем ненужные жертвы?
– Мы сумасшедшие, но не глупые. Но революция не бывает без жертв, как дым без огня, как огонь без любви. К тому же, - добавил он, - плюс-минус пара покойников на правоте нашего дела не отразится никак.
Я спросил, выбрали ли уже предводителя.
– Думаю, какой-нибудь ефрейтор или еврей, - сказал он и скромно потупился.
– Так вы были ефрейтором!
– догадался я. Вот откуда у него задатки лидера.
– Значит, возглавите вы?
– При условии, что вы будете нашим знаменем.
– А нельзя ли меня другим знаменем заменить?
– Нашему Саду нужен маркиз, - сказал Маргулис, твердо глядя мне прямо в глаза.
На это мне возразить было нечего. Так я стал их знаменем, о чем тов. Маргулис пообещал в скором времени оповестить всех.
Немного позже, мучаясь ролью, навязанной мне, я поинтересовался, нельзя ли прийти к власти мирным путем, используя парламентские методы и возможности демократии, как то: подкуп, шантаж, компромат э сетера.
– Чем мы и занимаемся, - сказал Маргулис, - сочетая подпольную работу с работой на поверхности.
– Как вам это удается, - спросил я, - не покидая территории клиники?
– Учимся работать подпольно у большевиков. Они тоже не очень-то в Россию совались, предпочитая осуществлять свою деятельность в Лондоне или Цурихе. Извиняюсь, Цюрихе, - поправился он.
– Мы хоть и живем изолированно, но слухами пользуемся. А то и сами распускаем их. Вы, верно, о падишахе слышали?
Вот, значит, откуда слухи брались. Змейками распускались и расползались по городу. Я кивнул:
– Интересный слушок.
– У нас на воле свои информаторы и распространители слухов и наших идей. Кроме того, есть и другие способы сношения с внешним миром.
– Откуда у вас деньги на деятельность?
– поинтересовался я.
– Видите ли, - начал издалека Маргулис.
– Люди существуют на разных уровнях. Бывают люди - и их большинство - приземленные, населяющие поверхность планеты. Бывают, но реже, те, что умеют летать. Но эти сгорают быстро. И бывают подземные жители, обитающие в жирной почве, которая служит им и средой, и пищей. Таких вообще единицы. Они питают корни травы, тянут деревья в рост. Они заправляют водой ваши источники, мертвой или живой. Их трудно увидеть, имена их известны немногим, и лишь посвященным внятен их язык. Словом, это мы. Наша диаспора, - продолжал он, - пользуется некоторым влиянием. Мы ведь чем интересны? Оригинальностью мышления. Сумасброды и офигении, среди нас неоригинальных нет. Нормальные люди пороха не придумают. Чтобы что-то изобрести в любой области, надо быть слегка шизофреником. Надо привить себе шизофрению, сосредоточиться на проблеме, как на идее фикс, и жить с этой идеей, может быть, годы. Нам же не надо ничего прививать. Любые вопросы мы решаем мгновенно.