Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III
Шрифт:
– И чего тебе в рындах не понравилось, или не взяли?
– Ты не перебивай меня, князь, дослушай. Как раз в то время царевич Дмитрий и объявился в литовских землях. Времена тогда тяжкие были, недород, голод, а ту еще это. Стали некоторые земли, да города откладываться от Бориса да присягать Дмитрию. Царю Борису, понятное дело, это не по нраву пришлось, и стал он войска посылать, чтобы измену выкорчевывать. Вот в одно такое войско и я попал. Да чего я вру то сам себе! Не попал, а сам напросился. Хотел службу царю послужить, ну и выслужиться, конечно, как без этого. Приехали мы в одну такую слободку, выгнали людей из домов
– И что вразумили?
– Да как тебе сказать, кто-то тверд в своей вере остался, а какие и покаялись, да только никому и покаяние нужным не оказалось.
– Это как?
– Да так, князь, одним хотелось царю послужить, а другим пограбить, да поозоровать. Так что, сперва плетей, потом дубьем, а потом разошлись и саблями. Бабы закричали, детишки заплакали, наши кто грабить, кто избы поджигать, кто баб сильничать кинулись. А жители местные кто бежать, а кто ровно мученики христианские перед нами, только плачут и богу молятся. Тут смотрю, воевода наш младенчика у бабы какой-то отнял, за ноги раскрутил, да и об угол. Да так что кровь до меня долетела. Тут у меня будто пелена с глаз упала, понял что творю вместе со всеми неподобное и того греха мне век не отмолить. Ну, и когда мы назад возвращались, отстал от своих и подался к Дмитрию посмотреть каков он. Точно ли государь природный?
– Ну и каков он тебе показался?
– Эх, князь, да разве это объяснишь! Я к нему как пришел сначала не назывался, все думал, присмотрюсь сначала. А на третий день нашелся знакомец и опознал меня, да Дмитрию-то и выдал. Казаки уж колышек для меня строгали, а я богородице молился, да только он велел меня привести к нему сначала. Ну, я царевичу все как на духу и рассказал, и что Годуновым родня, и что людей ему поверивших лютой смертью казнил и что раскаиваюсь в том злодеянии, однако не знаю истинный ли он царевич или самозванец.
– А он что?
– Велел отпустить меня, сказал, - "сам посмотришь, царевич я или нет".
– Ну и то, посмотрел, каков он был?
– Каков спрашиваешь? Не злой он был внутри, не то, что Годунов. К людям своим заботлив был, с пленными без жесточи обходился, отчего многие на его сторону переходили. А если говорить начинал, то люди его слушали больше чем попа в церкви.
– Ты его прямо святым рисуешь!
– Не святым он точно не был, уж больно девок любил.
– Что сильно лют до них был?
– Да нет, лютости в нем николи не бывало, говорю же, любил он их, ну и они его куда деваться. Вроде тебя.
– Ты чего несешь?
– чуть не остановил я коня от неожиданного сравнения.
– Ты говори, да не заговаривайся!
– А ведь верно, похожи вы с ним, - продолжал не слушавший меня Вельяминов.
– Оно конечно, что лицом, что статью Дмитрий покойный плюгавец против тебя, а вот нравом вы схожи с ним. Ты природный государь, так и в нем, несмотря ни на что, порода чуялась. Ты к людям своим добр и к врагам без лютости относишься, и он таков был. Ты щедр, да удачлив. Ну, точно ...
– И закончу точно так же, если ты не угомонишься!
Городок, когда-то богатый и бойкий, а теперь совсем захиревший,
– Ну и чего делать?
– Спросил меня Аникита, - покуда мы в городе тати сии и носа не покажут, и в лесу мы черта разве найдем, а не их, если искать примемся.
– Разделится надобно, - отвечал я ему, подумав, - надо чтобы тати решили, будто мы их искать отправились, а в городке оставили малые силы, вроде как для порядка. А чтобы ворам непременно напасть захотелось, надо сделать вид, что чего-то ценного привезли и прячем.
– А чего ценного?
– А ничего! Амбар какой ни есть в городе занять и охранять по крепче. Да пару раз привезти чего по темному, чтобы не видать было. Слухи то и пойдут.
– Пустой амбар говоришь...
– Ну, зачем пустой, спрячем там сколько-нибудь моих драбантов. Они у меня ребята дисциплинированные посидят тихонько, да и для местных все на одно лицо, так что с охраной можно менять, чтобы не закисли совсем уж взаперти. Ну а как воры пожалуют, так и встретим.
– Хитро задумано, а кто останется?
– Ну как кто, драбанты мои, стало быть, я и останусь с Казимиром. А ты рыщи вокруг, нагоняй жути. Ну, а как отойдешь подальше, так тати и пожалуют, если ты их конечно совсем их не распугаешь.
– А далеко ли отходить?
– Да хоть до Вологды, главное вернуться не забудь, а то мало ли.
Город Устюг-Железный или как его еще называли Устюжна, сравнительно недавно был крупным центром обработки железа, от чего, собственно, и происходило его название. Но года три назад местные ополченцы отбив нападение каких-то залетных литовцев почувствовали в себе силу и совместно с белозерцами попытались дать им сражение у деревни Батеневки. Увы, насколько хороши были местные в обороне за крепким тыном, настолько же плохи они оказались в чистом поле против профессиональных рубак. Литовская панцирная кавалерия покосила ополченцев "как траву". Потом, правда, немногие уцелевшие в том погроме, довольно успешно отразили штурм снова нагрянувших интервентов и город устоял. Однако кругом чувствовалось разорение, ремесла и торговля захирели.
Как ни странно просторный двор с большим теремом и крепкими амбарами нашли довольно быстро. Найденное нами жилище, когда то было двором невесть куда сгинувшего вовремя смуты купца. На первом этаже двухэтажного терема раньше располагалась лавка, на втором, очевидно, проживал сам купец. Во вместительных амбарах хранились товары, а кроме того имелись конюшня и другие постройки. Увы, и амбары и постройки и лавка давно пустовали. Единственными обитателями строений были довольно крепкий еще однорукий старик и его дочь с двумя детьми. Старик был некогда кузнецом, а потеряв руку, в той самой неудачной для местных битве у Батеневки, нанялся к купцу сторожем незадолго до его отъезда.