Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III
Шрифт:
– Как скажете ваше высочество, - поклонился Рюмин и снова наполнил наши кубки.
Мы еще раз причастились живительной влагой и буквально почувствовали как по телу разливается тепло.
– А что за Ксения?
– спросил раскрасневшийся Аникита.
– Да так, - неопределенно ответил я, мысленно чертыхнувшись, - а что кормить нас сегодня будут?
Буквально тут же по горнице забегали слуги, принесли большой горшок с кашей и блюдо полное жареного мяса. Отметив про себя, что люди мои не бедствуют, я с удовольствием приступил к трапезе. Мои ближники последовали моему примеру и с энтузиазмом принялись за еду. Только Вельяминов сидел как мешком ударенный и почти ни к чему не притронулся.
–
– спросил я с набитым ртом, - али день нынче постный? Так винище это тебе трескать не помешало!
– Нет, княже, день нынче скоромный, да и мы с дороги, так что греха никакого. Просто вспомнилось....
– Если воспоминания отбивают аппетит, то ну их, такие воспоминания!
– глубокомысленно заметил я, обгрызая кость.
– Прости, князь, - тряхнул головой Вельяминов будто сбрасывая с себя наваждение, - и в правду чего это я! Налейте что ли?
– Вот это по-нашему, по бразиль... в смысле по мекленбуржски!
– Засмеялся я, - и то, правда, Клим не спи!
– Эх, сейчас бы песенников...
– задумчиво потянул Анисим.
– А что тебе мешает, на свадьбе Михеля и Гретты ты помню, так голосил, что все окрестные кобели обзавидовались.
– Эх, герцог-батюшка, чего вспомнил, а и вправду споем?
– Да ради бога! Только Лёлику петь не давайте, а то с его пения с тоски удавишься! Хуже него только Петерсон поет, но с тем понятно, викинг как ни как.
Окружающие посмеялись припомнив незатейливое пение нашего шкипера, а я пользуясь заминкой решил выйти на воздух. Влажный холодный воздух приятно освежил мое разгорячённое лицо и я, запахнув на груди длиннополый кафтан, долго смотрел на низкое небо затянутое серыми облаками. Потом взгляд мой спустился ниже на окружающие кровли, потом к навесам, под которыми уже хрупали овес наши кони. Уже собираясь входить я понял, наконец, чего не хватает. Над моим острогом не был поднят мой штандарт. Первым побуждением было устроить своим подчиненным немедленную выволочку, и я решительно направился в терем. Но планировка русских теремов была совершенно непривычна для меня и я, сам не знаю как, прошел в другие сени и неожиданно для себя оказался на другой его половине. Пройдя в горницу, я увидел сидящую у затянутого пузырем окна Ксению, что-то вышивающую на пяльцах. Увидев меня она вздрогнула и, отставив рукоделие, встала и с достоинством поклонилась. Мне ничего не оставалось, как ответить ей тем же.
– Здравствуй Ксения Борисовна.
– И ты здравствуй герцог Мекленбургский.
– Я, кажется, заблудился немного, а где Настя?
– Ты в своем тереме, герцог, а Настя ушла готовить тебе и твоим офицерам баню с дороги.
– Баня это хорошо, особенно после похода. Что же ты не спросишь, как я съездил, с чем вернулся?
Ксения подняла на меня взгляд полный печали, но не успела ответить, поскольку за стеной раздались шаги и в горницу, распахнув дверь, вошла Настя.
– Настенька, а я тебя искал...
– Вижу, князь, - отвечала она мне с улыбкой, - а я тебя ищу, баня истоплена. Не желаешь ли попариться, или ближников подождешь?
– А ну их, они там петь собирались, я чаю это надолго, - отвечал я, ей усмехнувшись и, выходя из горницы обернувшись к царевне, сказал: - мы после поговорим.
Однако поговорить с царевной в тот день так и не получилось, едва я вышел из горницы вслед за Настей, она обернулась и ни слова не говоря с плачем кинулась мне на шею.
– Настенька, ты что милая, - растерянно пытался я успокоить плачущую девушку.
– Где ты был, где ты так долго был, - плача повторяла она, не отпуская меня, - я уж не чаяла и увидеть тебя.
– Да что ты, что со мной сделается, вот он я живой, - пытался я успокоить ее сначала словами, потом поцелуями, пока на нас не накатила и не
Проснувшись, как обычно, рано утром я потянулся и не найдя рядом Насти удивленно привстал. За мутным оконцем серел рассвет, так что пора было вставать. День обещал быть насыщенным. Оглядев раскиданные в живописном беспорядке по горнице вещи я хмыкнул про себя: - "эх, зарекался чукча сначала лыжи снимать, а только потом интим". Завернувшись в рядно, служившее мне одеялом, я озадаченно посмотрел на ведущие из горницы двери. Выглянул в одну из них, я едва не запнулся об стоящую в соседнем помещении лохань с остывшей уже водой. Почертыхавшись и припомнив происходившее накануне, вновь улыбнулся: - "лыжи-лыжами, а ванна таки была". Скрипнула другая дверь и я, обернувшись, увидел заспанного лакея Семку принесшего мне свежее белье и одежду.
– Доброе утро, ваше высочество, - поприветствовал он меня, сладко зевнув.
– Сколько тебе раз говорить обалдуй, утро добрым не бывает, ладно давай одеваться.
Приведя себя в порядок, я вышел из горницы и, проходя коридором неожиданно для себя наткнулся на Ксению. Лицо у девушки было грустным, отчего у меня немедленно проснулась совесть.
– Доброе утро ваше высочество, - поприветствовала она меня и, как мне показалось, вытерла уголком платка глаза.
– И тебе того же Ксенюшка, - постарался ответить я как можно ласковее, но в ответ был награжден строгим взглядом от которого стало еще более не по себе.
Затянувшаяся пауза становилась все более неловкой. Я не мог придумать как сказать матери что вместо того чтобы сразу же подарить ей встречу с ее ребенком, мое высочество предавалось сначала пьянству, а потом блуду. Ксения же просто молчала, но грустное молчание ее просто раздирало мне сердце. Наконец я, не выдержав глубоко вздохнул, и проговорил хриплым голосом.
– Пойдем со мной царевна.
Выйдя во двор, я в замешательстве огляделся. Спросить вчера, где конкретно разместили беженцев из Устюжны, ума не хватило, а теперь, где их искать было непонятно. Но, как видно, день у меня обещал быть счастливым и на мое счастье из-за угла вышел сам однорукий Лука. Увидев меня он поклонился сняв шапку и хотел что-то спросить, но я не дал ему и рта раскрыть.
– Где вас разместили?
– Дык, тут в людской...
– Веди!
– А зачем?
– не смог не спросить вредный старик.
– А за надом!
– Почти прошипел я ему, и Лука сообразив, что перегибает палку, повел нас.
В людской уже никого не было, Настя держала слуг в строгости и все были уже с утра при деле, включая Авдотью - дочь однорукого. Только на полатях прижавшись, друг к другу как котята спали, сладко посапывая Марьюшка и Глаша. Обернувшись к Луке, я показал ему глазами на выход. Тот не смотря на природную или благоприобретенную вредность, сумел проявить сообразительность и неловко пятясь, исчез за дверью. Ксения стояла, ни жива, ни мертва закусив губу и не отрываясь, смотрела на девочек. Я хотел что-нибудь сказать ей, но не решился и виновато улыбнувшись, вышел вон за Лукой.
Выйдя я опять наткнулся на однорукого Луку вопросительно смотревшего на меня.
– Ох, старый, - тяжело вздохнул я, - ну чего ты из под меня хочешь? Хозяйством моим заведуют Клим Рюмин, да ключница моя, Анастасия. Вот они тебя и дочку твою и к делу приставят и корма положат. А сейчас некогда мне ей богу!
Шедший несколько дней дождь, слава тебе господи, прекратился и, хотя земля была покрыта лужами, по крайней мере, с неба ничего не лилось. Мои драбанты седлали коней и поправляли амуницию перед выходом. Появившийся со слегка помятым лицом фон Гершов, приложив два пальца к шляпе, отрапортовал о готовности регимента выступить. Благосклонно выслушав, его я улыбнулся и показал ему на стрельчатую крышу терема.