Приключения Вернера Хольта
Шрифт:
— Может, мы неспособны понять наше время, — сказал он. — Но сейчас, когда русские стоят у границ Восточной Пруссии, одно остается несомненным: разве мы не боремся за Германию? Разве мы до сих пор не боролись за жизнь женщин и детей Эссена и Гельзенкирхена? Пусть без особой пользы, но за это я всегда держался: мы защищаем женщин и детей!
— Но ведь то же самое и они, — возразил Гомулка. — Если так рассуждать, теряется всякая ясность. А за что, по-твоему, воюют русские? Стоит только послушать, что эсэсовцы с первых же дней вытворяли в России! А наша полевая жандармерия и наши войска? Цише доказывал чуть ли не с цифрами в руках, что мы вправе уничтожать
— И ты, Зепп, говоришь это так просто! — воскликнул Хольт. — Тебя это противоречие не смущает? Но что же дает тебе опору?
— Мне? — уклончиво протянул Гомулка. — Это трудно объяснить, очень трудно…
Хольт почему-то вспомнил чужую девушку. Мне будет опорой человек! — подумал он. Я мог бы опереться на Уту, но я, болван, погнался за Герти Цише и, вместо того чтобы обрести спокойствие и уверенность, должен был наблюдать, как близкий человек с каждым днем становится мне все более чужим и безразличным — до ужаса безразличным, я до сих пор холодею, как вспомню!
— Пошли завтракать! — сказал Гомулка.
Стол на веранде был накрыт на восемь персон, и хозяйка не пожалела фарфора и серебра, хоть выставку устраивай!
— Мой друг Вернер Хольт! — представил его Гомулка. Фрау Гомулка оказалась статной женщиной, белокурой, голубоглазой. Хольту были перечислены имена присутствующих тетушек и племянниц. Адвокат, доктор Гомулка, человек лет пятидесяти, несмотря на жидкие седые волосы и темные очки, показался Хольту двойником своего сына. Он сказал с изысканной вежливостью:
— Оч-чень рад, господин Хольт!
У него была манера особенно напирать на то или другое слово.
Было подано холодное желе из абрикосов, а затем абрикосовое суфле, абрикосовый компот, а вместо кофе — настоящий, хоть и слабо заваренный чай и к нему пирог с абрикосовой начинкой.
— Как видите, — сказала фрау Гомулка, — садовника кормит сад.
Разговор за столом поддерживали главным образом отец и сын. Хольт сразу уловил напряженность в их отношениях. Из вежливости он тоже время от времени подавал какую-нибудь идущую к делу реплику; нетерпеливое желание бежать оставило его только тогда, когда они оказались за столом в более тесном кругу.
Родственницы куда-то улетучились.
— Мы давно мечтали увидеть вас у себя, — начал адвокат таким тоном, словно произносил: «Господин председатель суда, господа присяжные!» — Давайте же поговорим по душам. Ваш класс понес большие потери — тринадцать убитых, если я правильно осведомлен… Какие же у вас виды и надежды на будущее?
— Нам повезло, — ответил Хольт. — У Гильберта Вольцова есть на этот счет любимая поговорка: небо не оставляет старых вояк!
— Что ж, это целенаправленный оптимизм, — сказал адвокат, — не так ли? Вы курите? Прошу! Спасибо, у меня есть спички! — Он закурил трубку.
В разговор, держа чашку в руке, вступила фрау Гомулка:
— Каждой матери хотелось бы, чтобы ее сын вернулся домой живым и здоровым.
— Мама! — вспыхнул Зепп. — Ты обещала не заводить таких разговоров.
— Не думала я, Зепп, что так плохо тебя воспитала. Каким тоном ты позволяешь себе говорить с матерью!
Хольт почувствовал себя неловко от этих семейных пререканий.
— Ваш отец, — снова начал адвокат, снимая очки, — если я правильно осведомлен, подвергался репрессиям?.. Вы позволите мне затронуть
Руководящие указания? Разумная линия поведения? Хольт внутренне напрягся:
— Мой отец — человек не от мира сего. Он вовсе лишен практического соображения. Мы с Зеппом, правда, иногда сговаривались насчет общей линии поведения, но из этого обычно ничего не выходило. Думаешь одно, а получается другое. Бесконечные передряги с гамбуржцами, например, — мы вовсе не хотели в них ввязываться, это получалось помимо нашей воли.
Адвокат недовольно попыхивал трубкой.
— Поймите меня правильно. Я противник всяких норм поведения. Да и вообще противник норм. Берегитесь мертвых схем! Есть, например, солдаты, чьи мысли и решения скованы схемой. Они всегда и во всем ждут приказа! А между тем эта схема, как и всякая другая, в корне порочна. Человек должен быть гибким. Мне бы очень хотелось, молодые люди, чтобы у вас была эта гибкость! В наше время, я хочу сказать, в современную нам эпоху, мы наблюдаем эту склонность переоценивать закостенелые принципы и ставить их выше свободных решений личности.
У Хольта было чувство, будто адвокат с его темными ретами, крадучись, подбирается к нему, как кошка к блюдцу с горячей кашей. В нем невольно заговорил дух противоречия, он искал не ответов, а возражений, как это было на рождестве, когда он навестил отца.
— Простите, господин доктор, но мне кажется, вы не совсем правы. Вспомните, в нынешнем году, во время наступления русских на наш центральный участок фронта, у нас особенно подчеркивалась роль бойца-одиночки, которому приходится полагаться на собственную инициативу, принимать самостоятельные решения.
— Еще бы! — саркастически заметил адвокат. — Не говоря уже о вынужденном характере этого указания, оно заранее ограничивает свободу подобных решений.
— Ограничивает? Каким же образом? — вскинулся на него Хольт.
— Но это же ясно… Предварительной подгонкой вашего одиночки к тотальной колодке. Все теми же преславными нашими нормами. Борьба до самозаклания… бесчестность всякой капитуляции… И так далее и тому подобное.
— Я и сам считаю капитуляцию бесчестной, — загорячился Хольт, — там, где она не вызвана абсолютной необходимостью. — Он был далеко в этом не уверен. Разве Зепп не рассказал ему, что полковник Барним капитулировал вместе со своим полком?..
Прежде чем снять очки, адвокат испытующе посмотрел на Хольта.
— Persaepe accidit, ut utilitas cum honestate certet [8] , — сказал он рассудительно. — Но, не вдаваясь в анализ того, что называть честью, на которую вы здесь сослались… верно, верно… вы правы, первым на нее сослался я… достаточно задать вопрос, беретесь ли вы судить, в каких случаях наступает эта абсолютная необходимость и при каких условиях капитуляция правомерна? Но оставим это.
Жаль, что здесь нет Гильберта, с досадой думал Хольт. Он бы ему разъяснил, при каких условиях капитуляция правомерна! Весь этот разговор претил ему. Но тут вмешался Гомулка.
8
Как часто бывает, что честь враждует с пользой (лат.)