Приключения Вернера Хольта
Шрифт:
— Твой отец замечательный парень, — сказал он Гомулке. На что Гомулка рассудительно:
— Да, мы с ним понимаем друг друга. Только иногда… иногда мне кажется, что иные вещи он страшно упрощает. Действительность куда сложнее!
Вольцов сидел среди окружающего хаоса и листал черные тетради. Его ранец был уже упакован и стоял у двери.
— Мы едем в восемнадцать ноль-ноль, через Прагу, — сказал он. — Эта дыра где-то на чехословацкой границе. Нам, возможно, предстоит сражаться с партизанами. Я говорил с Эссеном, Готтескнехт вам шлет привет. Что ты на меня уставился,
Когда Гомулка ушел, Хольт сказал:
— Недолго же мы отдыхали! — Вольцов продолжал курить и читать. — Я бы тоже охотно заглянул в эти дневники, — заметил Хольт. — Представляю, чего там только нет. Верно?
Вольцов склонил голову набок.
— То есть как это? Что ты этим хочешь сказать?
Хольт удивленно посмотрел на него.
— Да ничего особенного. Просто… Ведь твой отец был полковник, разумеется, интересно, что он пишет. — Он отнес свой ранец к двери. — Есть у тебя сигара? Спасибо! — Он закурил. — А я-то собирался о многом с тобой потолковать. Хотя бы о том же покушении. Я до сих пор ни черта не понимаю!
Вольцов вскочил и дико уставился на Хольта, но потом, как ни в чем не бывало, наклонился и достал из-под стола бутылку красного.
— Послушай, что я тебе скажу, — заявил он, наполняя два стакана; и вдруг, повысив голос до крика: — Истинный Вольцов презирает предателей! Истинный Вольцов хранит верность своим военачальникам!.. Мой дядя в партии с 1930 года, мы служим офицерами с 1742 года, и никто из нас никогда не нарушал присягу! — Он схватил всю пачку дневников, высоко поднял, а потом швырнул на стол с такой силой, что вино выплеснулось из стаканов. — Истинный Вольцов хранит верность фюреру! — выкрикнул он снова и с размаху ударил ладонью по черным тетрадкам. — Он — образец того, что значит солдатская дисциплина и выдержка! В нашей жизни открывается новая глава, положение становится серьезным! Дай бог, чтобы война продлилась еще два года, тогда увидишь, что такое немецкий офицер!
Вот кто знает, что ему нужно, думал Хольт, хоть он и не совсем понимал возбуждения Вольцова. Все или ничего! Никакой благонамеренной середины. Они выпили.
— За дружбу! — провозгласил Вольцов. Он протянул Хольту парабеллум. — Только никому не показывай, пока не придет время пустить его в дело!
Хольт посмотрел на часы. Он оторвал клочок бумаги и записал на нем адрес отца. Уходя, попросил Вольцова захватить его ранец и обещал прийти попозже. И что есть духу побежал к Парковому острову.
Хольт ждал больше получаса.
— Мне велели присмотреть за детьми, — сказала Гундель, задыхаясь от быстрого бега. — У меня десять минут, не больше!..
Он повел ее к зеленым насаждениям, наставляя по дороге:
— Думай обо всем, что я тебе сказал! Жди меня! Я буду писать до востребования, заходи на почту и справляйся. И ты пиши, когда сможешь, ладно? А вот тебе адрес моего отца!
Она прочла записку:
— Доктор Рихард Хольт?
— На самом деле он профессор. Это теперь его посадили на жалкую должность, оттого что… Я почти не поддерживаю с ним отношений, но если ты когда-нибудь
Она сказала:
— Возвращайся скорей, Вернер! И никогда не будь таким… как этим утром!
— Так ведь я же дурака валял! Подражал нашему капитану!
— Знаю, — возразила она. — Но что-то такое сидит и в тебе!
Он ощутил пожатие ее руки. Она хотела убежать. Но он удержал ее, достал из нагрудного кармана коробочку и сунул ей в руку крестик Уты с цепочкой.
— Я получил это в прошлом году в подарок от девушки… возможно, ее уже нет в живых!..
Гундель долго разглядывала золотую безделку и шепотом прочла вырезанную на крестике дату:
— Год тысяча шестьсот девяносто второй…
— Прочти, что там написано.
Она по слогам разобрала миниатюрную надпись с затейливыми росчерками. И сразу же убежала.
Он шел по лужайке, взор его терялся в туманных далях по ту сторону реки.
Вольцова в Гомулку он нашел в кафе в обществе девиц. С ними был и Вурм. Вольцов о чем-то разглагольствовал, видно было, что он на взводе. У Гомулки раскраснелось лицо.
— Старуха не дает нам ничего, кроме пива, — пожаловался Вольцов. — Зато штаммфюрер Вурм притащил из дому бутылочку спиртного. А ты, оказывается, ничего парень, штаммфюрер! — Он размашисто хлопнул Вурма по плечу.
Кто-то сунул Хольту стакан. Кто-то крикнул:
— Тост!
Вольцов вскочил и заорал так натужно, что жилы выступили у него на лбу:
— И пусть все рушится вокруг, я постою один за двух! А если жизнь моя нужна — мне смерть и гибель не страшна!
— Пора на вокзал! — торопил Гомулка.
Пивная кружка упала со стола и разбилась. Хольт перекинул ранец через плечо. Его каска со звоном ударилась о стул. Впиться в воображаемую точку, вон там, над притолокой, и… вперед, март!
В вагоне Вольцов первым делом достал из ранца карту.
— Не мешает познакомиться с нашей новой резиденцией! Ну и мерзкие же места! Горы, леса, глубокие извилистые ущелья! Идеальные условия для партизанской войны! Хорошо хоть я захватил классическую работу Богуславского по истории пехоты!
Часть вторая
1
К середине сентября в северо-западных Бескидах установилась теплая, ясная погода, настоящее бабье лето. Гомулка заметил:
— Собственно, нам не на что жаловаться. Помнишь, мы еще на курсах зенитчиков говорили, чем хороша эта тупая муштра. Чтоб поскорей в бой захотелось.
Они с Хольтом сидели в нужнике. Только здесь и можно было спокойно перекинуться словом. После отпуска Гомулка ходил задумчивый, молчаливый. Оба курили. Над лагерем сгущались сумерки.
— Это ты верно говоришь, — согласился Хольт. Уж на что мне осточертел Эссен, подумал он, а теперь я много бы дал, чтобы опять там очутиться. — Куда бы нас ни послали, все будет лучше, чем этот лагерь.