Прикосновенье ветра

Петровых Мария Сергеевна

В минуту отчаянья

Весь век лишь слова ищешь ты, Единственного слова. Оно блеснет из темноты И вдруг погаснет снова. Ты не найдешь путей к нему И не жалей об этом: Оно не пересилит тьму, Оно не станет светом. Так позабудь о нем, пойми, Что поиски напрасны, Что все равно людей с людьми Оно сроднить не властно. Зачем весь век в борьбе с собой Ты расточаешь силы, Когда смолкает звук любой Пред немотой могилы. 7. VIII 58

«— Что ж ты молчишь из года в год?..»

— Что ж ты молчишь из года в год? Сказать, как видно,

нечего? — О нет, меня тоска гнетет От горя человечьего. Во мне живого места нет, И все дороги пройдены, И я молчу десятки лет Молчаньем горькой родины. Моя душа была в аду. Найду ли слово громкое! Любую смертную беду Я обходила кромкою. До срока лучшие из нас В молчанье смерти выбыли. И никого никто не спас От неминучей гибели. Когда б сказать об этом вслух! Но вновь захватывает дух… Решись, решись отчаянно, Скажись хотя б нечаянно! Тогда не страшно умереть И жить не страшно. Кто ни встреть — Всех озаришь победою. Но промолчу весь жалкий век, Урод, калека из калек. Зачем жила — не ведаю.

«Ты думаешь — правда проста?..»

Ты думаешь — правда проста? Попробуй, скажи. И вдруг онемеют уста, Тоскуя о лжи. Какая во лжи простота, Как с нею легко, А правда совсем не проста, Она далеко. Ее ведь не проще достать, Чем жемчуг со дна. Она никому не под стать, Любому трудна. Ее неподатливый нрав Пойми, улови. Попробуй хоть раз, не солгав, Сказать о любви. Как будто дознался, достиг, Добился, и что ж? — Опять говоришь напрямик Привычную ложь. Тоскуешь до старости лет, Терзаясь, горя… А может быть, правды и нет — И мучишься зря? Дождешься ль ее благостынь? Природа ль не лжет? Ты вспомни миражи пустынь, Коварство болот, Где травы над гиблой водой Густы и свежи… Как справиться с горькой бедой Без сладостной лжи? Но бьешься не день и не час, Твердыни круша, И значит, таится же в нас Живая душа. То выхода ищет она, То прячется вглубь. Но чашу осушишь до дна, Лишь только пригубь. Доколе живешь ты, дотоль Мятешься в борьбе, И только вседневная боль Наградой тебе. Бескрайна душа и страшна, Как эхо в горах. Чуть ближе подступит она, Ты чувствуешь страх. Когда же настанет черед Ей выйти на свет, — Не выдержит сердце: умрет, Тебя уже нет. Но заживо слышал ты весть Из тайной глуши, И значит, воистину есть Бессмертье души. 17. VIII 58

«К твоей могиле подойду…»

К твоей могиле подойду, К плите гранитной припаду. Здесь кончился твой путь земной, Здесь ты со мной, ты здесь со мной. Но неужели только здесь? А я? А мир окрестный весь? А небо синее? А снег? А синева ручьев и рек? А в синем небе облака? А смертная моя тоска? А на лугах седой туман?.. Не сон и не самообман: Когда заговорит гроза, Вблизи блеснут твои глаза — Их синих молний острия… И это вижу только я. 17. VIII 1959

Дальнее дерево

От зноя воздух недвижим, Деревья как во сне. Но что же с деревом одним Творится в тишине? Когда в саду ни ветерка, Оно дрожмя дрожит… Что это — страх или тоска, Тревога

или стыд? Что с ним случилось? Что могло б Случиться? Посмотри, Как пробивается озноб Наружу изнутри. Там сходит дерево с ума, Не знаю почему. Там сходит дерево с ума, А что с ним — не пойму. Иль хочет что-то позабыть И память гонит прочь? Иль что-то вспомнить, может быть, Но вспоминать невмочь? Трепещет, как под топором, Ветвям невмоготу, — Их лихорадит серебром, Их клонит в темноту. Не в силах дерево сдержать Дрожащие листки. Оно бы радо убежать, Да корни глубоки. Там сходит дерево с ума При полной тишине. Не более, чем я сама, Оно понятно мне. 1959

«Если говорить всерьез…»

Если говорить всерьез, Лишь одно мне в жизни мило — Коль мороз, так уж мороз, Чтобы дух перехватило. Я люблю вершины гор, Оттого, что одиноки, Я люблю степной простор За его размах широкий. Если зной — чтоб тишь да гладь, Если ветер — чтоб такой уж — На ногах не устоять… Ты меня не успокоишь, Не утешишь, не уймешь Ласковым полунамеком. Не свидетельствует ложь О высоком, о глубоком. Ни со степью, ни с горой Не сравню твоей повадки, Ты весь век живешь игрой В кошки-мышки, в жмурки, в прятки. А по мне, чтоб было так: Счастье — счастьем, горе — горем. Чтобы свет и чтобы мрак. Впрочем, мы еще поспорим. 12. VIII 1959

Стихи шестидесятых — семидесятых годов

«О чем же, о чем, если мир необъятен?..»

О чем же, о чем, если мир необъятен?.. Я поздно очнулась, кругом ни души. О чем же? О снеге? О солнце без пятен? А если и пятна на нем хороши?.. О людях? Но либо молчание, либо Лишь правда, а мне до нее не дойти. О жизни?.. Любовь моя, свет мой, — спасибо. О смерти?.. Любовь моя, свет мой, — прости. 8. Х 1960

Плач китежанки

Боже правый, ты видишь Эту злую невзгоду. Ненаглядный мой Китеж Погружается в воду. Затонул, златоглавый, От судьбы подневольной. Давней силой и славой — Дальний звон колокольный. Затонул, белостенный, Лишь волна задрожала, И жемчужная пена К берегам отбежала. Затонул, мой великий. Стало оглядь безмолвно, Только жаркие блики Набегают на волны… [Начало 60-х годов]

«Телу невесело без души…»

Телу невесело без души, Каменней с каждым днем. Кто-то еще говорит: пиши. А что мне писать? О чем? Писать без чернил, без карандаша На воздухе, на воде — Это легко, была бы душа. А где она? Видно, нигде. Ушла волною в сухой песок Навеки и без следа, А тело ждет гробовых досок И стынет в тоске стыда, И крепнет сиротство день ото дня, И легче, что могут забыть — Не видеть меня, не слышать меня, Меня не должно быть.

«Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою…»

Сквозь сон рванешься ты померяться с судьбою И подчинить ее движению строки — И отступаешь вдруг сама перед собою, В бессильной ярости сжимая кулаки. Строка зовет на бой, и ты готова к бою, Всем унижениям и страхам вопреки, И отступаешь вдруг сама перед собою, В бессильной ярости сжимая кулаки. Твоя душа мертва. Смятенье бесполезно. Зачем проснулась ты? Твоя душа мертва. Смирись перед немой, перед последней бездной, — Для сердца легче смерть, чем мертвые слова. Утешься, — над твоей могилою безвестной И ветер будет петь, и шелестеть трава. 1964