Прикосновение хаоса

Сент-Клэр Скарлетт

Геката и Илиас тоже уставились на него. Казалось, Гермесу потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он натворил, и он смущенно улыбнулся.

– Там был жук, – объяснил он. – Большой жук.

Несколько амазонок хихикнули. Гермес нахмурился и посмотрел на Гекату и Илиаса.

– Скажите, что вы тоже его видели.

Они оба покачали головами в тихом изумлении. Ипполита закатила глаза.

– Мужчины, – усмехнулась она, поворачиваясь спиной к Гермесу.

Персефона подняла бровь, глядя на Гермеса, который одними губами произнес, что он

был огромен, прежде чем прихлопнуть еще одного невидимого жука.

Они продолжили путь, пока не показался центр города. Посередине площади Персефона остановилась. Она увидела погребальный костер, и в каждом углу того, что должно было стать последним ложем Зофи, горели факелы, языки пламени танцевали в приглушенной темноте.

Зрелище наполнило Персефону ужасом. Многие сгорели вот так, как Зофи и Тюхе?

– Такова природа войны, леди Персефона, – сказала Ипполита.

Было странно слышать, как королева амазонок бесстрастно говорит о смерти одной из своих подданных, даже если это та, кого изгнали, хотя Персефона понимала, что величайшей честью для этого племени является умереть в сражении, умереть за правое дело.

– Я не знала, что кто-то объявил войну, – сказала Персефона.

Мысленно возвращаясь в прошлое, она поняла, что все началось в тот момент, когда умер Адонис.

– Это вина твоего мужа, – сказала Ипполита. – Он сражался с самого начала.

Персефона посмотрела ей в глаза, нахмурив брови, но королева ничего не объяснила. Вместо этого она сделала шаг вперед.

– Пойдем.

Персефона последовала за ней по извилистой тропинке к дому, увитому плющом. Розовые крокусы, фиолетовые ирисы и желтые нарциссы покрывали лужайку, ведущую к открытой двери.

Внутри дома виднелось безжизненное тело Зофи.

Ипполита вошла без колебаний, но Персефона обнаружила, что ее шаги невольно замедлились, когда она переступила порог дома смерти, где было жарко и пахло воском, вероятно, из-за масла, которым было умащено тело Зофи.

Амазонка лежала на высоком столе, одетая в белое, ее руки покоились на животе, пальцы сомкнулись на рукояти ее длинного меча. Ее темные волосы были заплетены в косу и голова увенчана венком из золотых листьев. Она была прекрасна, ее кожа блестела в свете пламени.

– Вы так глубоко скорбите, леди Персефона, – сказала королева Ипполита. – Разве вы не приветствовали Зофи в подземном мире?

– Да, – сказала Персефона, вспоминая, как впервые увидела Зофи. – Но разве обещание встретиться снова способно облегчить горе расставания?

Королева не сказала ни слова, хотя Персефона и не ожидала, что она поймет, точно так же как Аид не понимал ее страха потерять Лексу. Траур касался не только человека. Речь шла о мире, который человек создал вокруг себя, и когда человек переставал существовать, вслед за ним исчезал и этот мир.

Геката, Гермес и Илиас приблизились, каждый прощался по-своему – Геката с молитвой, Гермес поцеловал Зофи в щеку. Больше всего Персефону удивил

Илиас, который не торопился, его лицо застыло в нескольких сантиметрах от Зофи, когда он прошептал слова, которые она не могла расслышать, прежде чем прижаться губами к ее губам.

Он выпрямился и встретился покрасневшими глазами с Персефоной, прежде чем отойти, освобождая ей место. Когда Персефона приблизилась, она посмотрела на безмятежное лицо Зофи, и хотя она была прекрасна, все, что Персефона видела перед собой, – то, как она выглядела в момент смерти – ошеломленная болью от раны, нанесенной Тесеем.

Она коснулась ее волос и склонилась над ней.

– Ты достойно служила, Зофи, – прошептала она и поцеловала ее в лоб.

Когда она поднялась, Ипполита стояла напротив нее, держа в руках широкий кожаный пояс.

– Бог Аид обещал вернуть Зофи, как только она оказала нам честь, – сказала Ипполита. – Взамен я согласилась одолжить ему свой пояс.

Брови Персефоны удивленно поднялись. Аид никогда не рассказывал ей, как он познакомился с Зофи, и ей было интересно, почему он попросил именно пояс. Королева амазонок протянула руки, держа пояс на ладонях.

– Это пояс Ипполиты, подарок моего отца Ареса, символ моей власти над амазонками. Любому смертному, который наденет его, будет дарована бессмертная сила.

Персефона посмотрела на пояс, потом на Ипполиту и покачала головой.

– Я не могу его принять, – сказала она.

Она не понимала, какую сделку Аид заключил с царицей, но ей казалось неправильным принимать такой предмет без него.

– Ты должна, – сказала Ипполита. – Это не подарок. Это символ обещания, которое я дала, а я не нарушаю обещаний.

Персефона не могла с этим спорить, да и не хотела. Она приняла пояс, удивленная тем, какой он легкий и мягкий. Как только обмен совершился, Ипполита заговорила:

– Пора.

Боль Персефоны снова усилилась, когда приблизились шесть амазонок. Она отступила, выходя вслед за Ипполитой из дома, Геката, Гермес и Илиас вышли за ними. Когда они оказались снаружи, она обнаружила, что вдоль тропинки, по которой они шли, с двух сторон выстроились амазонки. Некоторые несли факелы, другие были вооружены, и когда Зофи вынесли из дома, они начали напевать мрачную мелодию. Она летела за ними, когда Ипполита возглавила процессию, шествующую на площадь. Там женщины продолжали петь, стуча копьями и мечами по щитам, прижимая кулаки к груди и разрывая на себе одежду от горя.

Они пели, когда Зофи положили на погребальный костер, и амазонки, которые несли факелы, бросили их к подножию. Пели, даже когда пламя поднялось и охватило платье Зофи, а затем и ее плоть, наполнив воздух металлическим привкусом, который скопился в горле Персефоны. Ее глаза начали слезиться – она не знала, было ли это от дыма или от горя, которое тяжелым грузом давило на ее руки и ноги.

Затем Геката взяла ее за руку.

– Не останавливай своих слез, дорогая, – сказала она. – Позволь им вдохнуть жизнь.