Прикосновение Макса

Хупер Кей

— Я спросил Вас однажды, верите ли Вы в любовь с первого взгляда; Вы ответили — нет. А я верю, потому что знаю, что это возможно. — Он притянул ее в свои объятия. — Я люблю тебя, Дайна. Я полюбил тебя с первого взгляда, как только увидел.

— Это невозможно. — В темных закоулках ее подсознания, где скрывались самые примитивные эмоции, находились самые глубокие шрамы девушки. Именно там насильник причинил ей наибольшие страдания. Незаслуженный позор, осуждение, осознание того, что она уже никогда не будет чистой снова, вера в то, что она разрушена и просто недостойна. Глубокая душевная травма жертвы насилия и ужасные мучения,

которые ей пришлось вынести, сделали ее совершенно беспомощной перед жестокостью человека.

Все эти заледеневшие эмоции бились в ее сознании, как будто какая-то дамба разрушилась от его слов. Она хотела вырваться от него, бежать и спрятаться. Это не было рациональным или логичным; не было просто разумным. Но все, что она знала в тот момент, было то, что она не имела права быть любимой.

— Дайна.

Моргая, она взглянула на мужчину и только тогда осознала, насколько жестким стало ее тело. Девушка задалась вопросом, что же такого было в ее лице, чтобы он настолько побледнел, а его глаза потемнели до черноты. Ее руки прижимались к его широкой груди. Она отодвинулась и старалась удержаться подальше от него. — Это невозможно, — повторила она тоненьким голосом. — Я не заслуживаю…

— Прекрати. — Скомандовал он, его голос такой мягкий в то же время был жестким. — Не смей когда-либо даже говорить такое. Даже не думай об этом. Это была не твоя ошибка. То, что, случилось с тобой, было ужасным, Дайна, но это не сделало тебя грязной. Это не сделало тебя хуже, чем ты была раньше. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, что только может предложить жизнь, и особенно любви.

Глава 6

Охваченная беспорядочными эмоциями Дайна прекратила свое сопротивление. Он притянул ее в свои объятия и задержал напротив себя. Девушка не понимала, что те чувства скрывались в ней, и осознании их, было одной из самых трудных задач в ее жизни.

«Я люблю тебя, Дайна, — сказал Макс.» Эти воспоминания отпечатались в ее уме, заставляя дрожать в его руках. Воспоминания о том, что произошло в ее предположительно безопасной спальне в Бостоне. Темнота, накрывшая все вокруг, само отсутствие предчувствия беды, что сделало произошедшее потом еще ужаснее. Страх и боль, ужасная деградация и задыхающиеся осознание полной беспомощности. И, худший из все кошмаров, знать, что жестокий человек, использующий ее, мог разрушить ее жизнь также легко, как прихлопнуть муху, и что не было ничего, что она могла бы сделать, чтобы остановить его.

А потом, позже, позор — и чувство вины. То как люди смотрели на нее. Шептались. Даже ее брат… Даже Гленн намекнул, что она должно быть сделала что-то такое, что привлекло внимание насильника — иначе, во-первых, почему он обратил на нее внимание? Позже, она подслушала разговор Гленна с его другом, в котором он задавался вопросом, почему у нее не было никаких видимых ушибов и ран после нападения, почему она, видимо, не боролась с насильником. Как говорил Гленн, казалось странным, что этот человек тал легко проник в ее квартиру, минуя сигнализацию и замки, так как будто кто-то впустил его…

Как будто кто-то впустил его.

Это было то, почему Дайна решила уехать из Бостона, разорвав все связи с прошлым. Если даже ее собственный брат, единственный человек, которому она еще доверяла, полагал, что она сама так или иначе ошиблась в том, что она была

изнасилована — и это после того что она пережила — кто вообще мог быть на ее стороне? Если даже Гленн мог сомневаться в ее словах и подозревал ее в том, что она лжет относительно того, что случилось с ней, то, действительно, в Бостоне для нее ничего не было.

Как говорил ее адвокат, это было нормальной практикой, что общество осуждало женщину, преследовало, подвергая сомнению и сомневаясь относительно нее. Все еще существовала тенденция рассматривать насилие как сексуальное нападение, вызванное обольстительной одеждой или провокационным отношением, слишком много людей все еще считали, что человек, должно быть, был соблазнен, чтобы совершить такое преступление — и это означало, что всегда виновата женщина.

И вина, которую чувствовала Дайна, как объяснил адвокат, была результатом пережитого нападения. Другой из возмутительных и устаревших традиций общества, накладываемых на женщин, была смехотворная вера о «судьбе, хуже, чем смерть», и что любая женщина должна пожертвовать своей жизнью, а не «подчиниться» изнасилованию — и тем более пережить его. Человеческие эмоции редко бывают рациональными или логичными. Как и уверенность в том, что она никогда не будет чистой снова, сколько бы и как тщательно она не пыталась отмыться. Считалось, что она навсегда отмечена, испорчена тем, что случилось с ней.

Не только девственность. Но и невинность. Доверие.

«Я люблю тебя, Дайна.»

Независимо от того, как хорошо она сможет поправиться, мягко произнес адвокат, ее восприятие жизни навсегда измениться. Она всегда будет помнить о темных углах и оставленных помещениях. Выключение света уже никогда не станет легкомысленным актом, как это было раньше. В ее кошмарах всегда будет присутствовать насилие, так как теперь она знает, что это такое. Настороженное отношение к незнакомцам и доверие, будет даваться с огромным трудом. И безопасность уже никогда не будет считаться как само собой разумеющееся.

Это было последствием насилия, оставшееся на душе.

Дайна боролась теперь с этим изо всех сил, пытаясь при помощи разума победить эмоции. Попытаться убедить себя, что она не была грязной или недостойной, ничего не заслуживающей, только потому, что перенесла трагедию, подверглась зверскому нападению со стороны другого человека. Это не была ее ошибка… Это не имело…

«Я люблю тебя.»

Наконец, эти пропитанные чувством слова проникли в ее хаотические мысли как заживляющий бальзам. Он говорил именно то, что подразумевал, поняла она теперь. Невероятно, казалось девушке, он действительно любил ее. Она не знала, не могла знать, окажется ли это истинной непреходящей любовью, но он любил ее сейчас, и пока этого было достаточно.

Постепенно девушка перестала дрожать. Раны все еще были в ней, но сейчас они были выставлены на свет, и она пыталась противостоять им. Они уже не причиняли, такую жуткую боль, не рвали когтями и зубами.

Она не понимала, что плачет в течение долгого времени.

Когда она наконец, немного успокоилась, он не позволил ей покинуть его. — Я должно быть похожа на черта, — пробормотала Дайна, стирая последние слезинки кончиками пальцев, и глядя на мужчину. Слава Богу, что на ней водостойкая тушь, мелькнуло где-то в глубине сознания. По крайней мере, она не похожа на панду. — И вероятно я испортила Ваш пиджак…