Прикосновение невинных
Шрифт:
— Что происходит? — заволновался он.
— Не торопитесь.
Иза направилась к столику с напитками, взяла бутылку с ликером «Айриш Бейлис». Ирландским ликером. «Родина Дэнни», — подумала она, и эта мысль причинила ей еще большую боль.
— Что такое? Где вы?
— Вам никогда еще не было так сладко, — заверила она Фолда, открывая бутылку, и начала лить ликер, медленно, каплю за каплей, на грудь, живот, ниже, ниже… Эффект оказался потрясающим. Не зная, куда упадет следующая капля Фолд напрягался и вздрагивал, возбуждение его достигло предела. Он начал кричать, издавая низкие стоны, выражающие
А Иза лихорадочно просматривала его записи, переходя от надежды к отчаянию. Ей требовалось время, ведь одной рукой она продолжала мягко втирать ликер в тело Фолда.
Не найдя имени Полетт, она попробовала поискать на «Деверье», а Фолд становился все нетерпеливее, все требовательнее.
И вдруг она нашла. «Деверье». Со всеми данными. И рядом — «Полетт». Ничего, кроме номера телефона. В Лондоне. Она нашла. Она добыла его!
— Давай, давай, только не утопи меня в этой чертовой штуке, — донесся до нее издалека голос Фолда.
Но Иза уже запихивала свои колготки и белье в сумку.
— Что ты делаешь, куда?..
— Не волнуйся, милый. Я на минутку отлучусь в ванную. У меня есть еще один сюрприз для тебя. А пока — вот. — И она капнула ликеру ему на губы. — Жди меня. Я могу чуть-чуть задержаться.
Иза положила книжку на место — он не должен заподозрить ее истинных мотивов — схватила туфли и платье. Ей потребовалось десять секунд, чтобы втиснуться в платье, — все остальное подождет. Накинула пальто, рукой поправила прическу. Последний взгляд на тело Фолда… Выскользнув из номера, она задержалась, чтобы повесить на ручку двери табличку с просьбой не беспокоить клиента.
Ее переполняли ярость и отвращение, она должна была навсегда вычеркнуть Фолда из своей памяти. Еще когда она бежала по холлу гостиницы, у нее мелькнула мысль. Она подошла к телефону и набрала номер.
Глава 8
Деверье развалился на обитой зеленой кожей скамье правительства, небрежно поставив ногу на подставку. Шли прения по экономическим проблемам. Казначей защищал правительство, утверждая, что большинство событий в политическом мире подчиняются теории вероятности, а не являются следствием заговора. Конечно, ведь заговоры могут устраивать только умные люди, а Деверье не знал таковых среди своих коллег. Хорошо пообедавшие представители оппозиции зло дразнили докладчика, припоминая его оптимистические ошибочные прогнозы, сделанные во время последней предвыборной кампании.
— Вы обещали нам новые ростки на засыхающем дереве нашей экономики! — издевался над ним депутат от Уэльса. — Если какая трава и пробилась, вы, скорее всего, ее выкурили!
Деверье скрывал веселость под мрачной гримасой. Он должен поддерживать казначея. На публике. Даже если тот роет себе политическую могилу.
Распорядитель появился у кресла спикера и отправил по рукам зеленый конверт, предназначавшийся Деверье. Тот открыл его, недовольный, что ему помешали, но раздражение немедленно перешло в отчаяние, как только он прочел записку.
Дочь ждала его в центральном холле. Зачем?
Деверье нашел Полетт за статуей Гладстона. У него перехватило дыхание: за те недели, что он не видел дочь, она еще больше похудела и выглядела ужасно неряшливо. Бледная рыхлая кожа, усталое лицо, которое она попыталась накрасить и явно перестаралась. Кричащая, почти клоунская маска, ярко накрашенный рот. Она пыталась что-то сказать.
— Мне необходимо было тебя увидеть.
Место было явно неподходящим. Центральный холл был похож на оживленный перекресток, где политические деятели встречались с народом, тут не уединишься. В Вестминстерском дворце вообще мало где можно уединиться — Деверье пришлось отвести Полетт в свой кабинет, хотя он и находился в другом конце здания, им пришлось идти длинными коридорами, коллеги бросали в их сторону недоумевающие насмешливые взгляды, видя его в компании столь — мягко говоря — странной молодой женщины.
Чуть дальше по коридору, у библиотеки, он заметил группу людей возле доски объявлений, они обменивались сплетнями и грубыми шутками, возбужденно и громко что-то обсуждая. Разговор оборвался на полуслове, всеобщее внимание привлекла эта странная девушка. Деверье знал, о чем они подумали, и покраснел от смущения, от того, что могли о нем подумать, да и о ней тоже.
Он втолкнул дочь в комнату и захлопнул дверь.
— Боже мой, Полетт! — Деверье задыхался от гнева.
Девушка стояла, опустив голову, не глядя отцу в глаза. Когда он увидел, в каком она состоянии, его охватила тревога.
— Посмотри на себя! Что произошло?
— Мне нужна помощь.
Ни «пожалуйста», ни «привет, отец» — она редко называла его так, если вообще обращалась к нему, даже профессиональные нищие со Стренда более вежливы друг с другом.
Она всегда чего-то хотела, брала, но никогда не отдавала. Теперь он знал, как она использовала его деньги, ему следовало бы догадаться гораздо раньше, он должен был, но отцы всегда все узнают последними.
— Какая помощь тебе нужна на сей раз?
— Деньги. Мне нужны деньги. Всего несколько сотен фунтов.
— Неужели? Раньше ты просила тысячи.
— У меня был трудный период и…
— Ни цента, — отрезал Деверье. — Я говорил тебе в последний раз: денег больше не будет, Полетт. Любая другая помощь, все, что в моих силах. Только не деньги.
— Но мне нужны наличные. Не видишь, что ли, я голодаю? Дай хоть на продукты!
Деверье смотрел на Полетт, пытаясь разглядеть черты своей любимой маленькой девочки в этом исхудавшем, почти прозрачном создании, и сердце его разрывалось от тоски.
— Нет.
— Но почему? Как раз сейчас, когда я пытаюсь бороться. Ты велел мне разобраться со своей жизнью. Думаешь, это легко? Я страдаю, мерзну, голодаю. Мне просто нужно немного денег, чтобы продержаться, пока в голове не прояснится.
Ему хотелось, так отчаянно хотелось поверить ей.
— Нет.
— Ну одну сотню, жалкий стольник, я больше не прошу.
— Я оплачу частную клинику в любой стране, но не дам ни копейки наличными. Я тебе уже говорил.
— Ты много чего мне уже говорил. — Два горящих злобой глаза на восковой маске лица взглянули на него. — Например, что любишь меня.