Прикосновение смерти
Шрифт:
Линн улыбнулась.
— Давай, — прошептала она.
Он уснул. Линн долго лежала без сна.
Она была с ним и в нем, ощущая себя и его как единое целое и желая только одного — чтобы это блаженство длилось бесконечно.
И оно длилось, потому как после оргазма они лежали тесно обнявшись, нежно целуя и лаская друг друга, а затем был новый взрыв любви, и он длился так долго, как они того хотели…
С Юви все совсем по-другому! Не так, как было с другими. Его нежность Линн потрясала.
Он сказал, что заниматься любовью
Она стояла на кухне, рассматривая этикетку на пакете с попкорном. На ней были трусики и фартук, прикрывавший только грудь, но оставлявший открытыми бока…
Откуда-то из-за ее спины протянулись его руки, проскользнули под фартук и обняли ее, развязав сначала тесемки фартука.
— Ты нравишься мне без одежды.
Она прильнула к нему, расслабившись, и, уронив пакет с кукурузой на стол, ощутила его голые ноги.
— На тебе ничего нет?
— Трусы.
— Я чувствую то, что в них…
— Ты так близко! — сказал он. — Можно я задам тебе вопрос? Именно так разговаривают те, кто испытал физическую близость?
— Именно так…
— Я счастлив, что могу сказать тебе все, что мне в голову взбредет, а ты не станешь смеяться или думать, что это глупо, даже если так оно и есть.
— Когда ты со мной, можешь говорить все, что угодно, никто нас не слышит. Но даже если рядом кто-то…
— Ты права. Кого это волнует? — прервал он ее.
— Могу я задать тебе вопрос?
— Конечно.
Помедлив, она спросила:
— Ты познакомился с Антуанеттой Бейкер?
— Да, они с Ричи приходили ко мне. Знаешь, все зовут мальчика Ричи, а ему это не нравится. Я почувствовал это и назвал его Ричардом, когда с ним встретился, и он сразу просиял. Потом, когда мы говорили, он сказал, что ненавидит имя Ричи.
— Тебе она понравилась?
— Его мать? Она не вызвала у меня неприязненных чувств. Но ведь не об этом ты хотела спросить меня.
— Подумать только, ты еще и провидец!
— Почему бы не спросить напрямую, занимался ли я прежде с кем-либо любовью?
— Это меня не касается…
Он повернул ее лицом к себе и, глядя прямо в глаза сказал:
— Занимался… В некотором роде…
— В некотором роде — это как? Впрочем, ты не должен мне об этом рассказывать.
— И все-таки я расскажу. Кто знает, что ты вообразила.
— Ты ее любил?
Он помедлил с ответом.
— Она мне нравилась. Ее звали Анни, ей было двадцать лет. Мы провели вместе ночь в мотеле.
— И где же ты с ней познакомился?
— В баре в центре города. Она была проституткой.
— Ничего себе!..
— Сначала я этого не понял. Мы разговаривали, и она произвела на меня впечатление, потому что оказалась искренней, веселой и непринужденной девицей.
— И вы провели вместе всю ночь?
— Ну да! Но я, заметь, был пьян. Я говорю об этом не в качестве оправдания, я хотел переспать
— Не представляю тебя пьяным.
— Именно поэтому я в конце концов оказался в реабилитационном центре «Обитель милосердия». Я решил, что я алкоголик.
— Но ты же им не был.
— Я был третьесортным дилетантом. Знаешь, как алкоголики называют канун Нового года? Ночь дилетантов. Я много думал, ходил кругами…
— Ходил кругами? Это как?
— Знаешь, Августин Блаженный заметил однажды, что заблудшие ходят кругами. Думаю, он был прав. Короче, я корил себя за то, что оставил орден, хотелось загладить свою вину перед Всевышним. Отец Квинн поставил меня на ноги за три дня. Он сказал, что я могу остаться, если хочу, и так долго, сколько захочу. Вот так оно вышло…
— Тебе не потребовалось много времени.
— Мне не требовалось серьезного лечения, мне нужно было избавиться от чувства вины.
— Избавился?
Он улыбнулся.
— Прошлое не забывается…
— Ты вспоминаешь ту девушку?
— Нет, но я помню ее облик. Черные волосы, небольшого роста, хорошенькая…
— Хорошенькая шлюха.
— И что в этом такого?
— Ничего. Просто у меня возникло предубеждение против нее, этой хорошенькой поблядушки. Вообще-то я рада, что ты рассказал мне об этом, потому что теперь я не чувствую себя той, которой вешают лапшу на уши, но мне все равно не хочется представлять тебя рядом с другой…
— Так и не делай этого!
— Я никогда раньше не была ревнивой. Это какое-то новое чувство. Мне не дает покоя мысль, будто все, что у нас с тобой, скоро кончится и что-то случится.
— Господи, Линн, ну что с нами может случиться?
— Не знаю, что-нибудь… — вздохнула она.
Затем они, уже одетые, снова сидели в гостиной, с пивом и вином, попкорном и крем-соусом, в который макали сельдерей и морковку, цветную капусту, и говорили обо всем на свете.
Линн рассказала ему о самом высоком в мире иллюминированном распятии, о футболках с эмблемой единоверческой церкви и о том, каким крутым дельцом был в свое время Билл Хилл.
— В свое время? — улыбнулся Ювеналий. — Он и сейчас такой, разве нет?
— Не слушай того, что он тебе говорит.
— Я уже выслушал.
Ювеналий рассказал ей о намерении Билла Хилла устроить ток-шоу с его участием на телевидении. Линн покачала головой.
— Почему бы и нет? — усмехнулся Ювеналий.
— Он просто аферист.
— Но ведь он твой друг!
— И все же он аферист. Вы гроша ломаного не получите.
— Мне он ничего не предлагал.
— Вот видишь! Думаешь, он устраивает ток-шоу без всякой выгоды? Он заключил с телевизионщиками контракт, он делает деньги. Я знаю об этом, потому что он просил меня стать его партнером.