Прикосновение
Шрифт:
Ли, Руби, Элизабет и Нелл расселись за столом в гостиной Руби. Чтобы Нелл доставала до стола, на ее стул подложили подушечку.
— Как дела у моего папы, Ли?
— Изучает новый немецкий телеграф с Эрнстом и Фридрихом Сименсами.
— А, компания «Сименс и Хальке», — закивала Нелл и задумалась. — По-моему, самый перспективный из Сименсов — Вильгельм.
— Полностью с тобой согласен, Нелл. Только теперь он Уильям и живет в Англии — тамошние законы о патентовании изобретений продуманы лучше немецких.
— Да потому что страна разобщена, — выпалила Нелл, — только и всего.
— Ничего,
— Между прочим, его зовут Отто.
— А ты задавака, — заявил Ли тоном, каким общался бы со взрослым собеседником.
— Ничего подобного!
— Да-да, самая настоящая. По-настоящему эрудированный человек не станет досаждать менее сведущим собеседникам фактами, которых можно и не знать. Вот ты знаешь, как зовут Бисмарка, и я тоже это знаю. Но я не собираюсь производить впечатление на слушателей широтой моих познаний.
Девочка сжалась, как хрупкий цветок от прикосновения, покраснела, опустила веки и плотно сжала губы, так похожие на губы Александра. В наступившей паузе две женщины обменялись взглядами, не зная, как быть, и в конце концов решили игнорировать эту пощечину, нанесенную достоинству Нелл: Элизабет — потому, что Ли отважился совершить немыслимый для нее поступок, поставить несносную девчонку на место, Руби — из солидарности. Тем временем Ли как ни в чем не бывало поедал омлет по-китайски.
Сидя напротив него за круглым столом, Элизабет не могла не поглядывать на него: она подмечала, как Ли управляется со столовыми приборами, как шевелятся его губы, играют мышцы на щеках, как вздрагивает шея, когда он проглатывает пищу. Все его жесты были безупречно красивы и исполнены изящества. Он вскинул голову и посмотрел ей в глаза так неожиданно, будто прочел ее мысли. Элизабет не покраснела, но Ли на миг разглядел под ее маской робкое, затравленное существо. Однако створки раковины тут же захлопнулись, и Элизабет принялась за свой омлет с удовольствием, в котором Ли сразу распознал притворство. «Что скрывается под твоей маской, Элизабет? О чем ты думаешь, разглядывая меня? Покажи свое тайное «я»!»
— Жаль, что ты так скоро уезжаешь, Ли, — говорила тем временем Руби. — За такое короткое время ты вряд ли найдешь друзей-ровесников в Кинроссе, значит, восемнадцатилетие тебе придется отмечать в скучной компании старушек, таких как мы с Элизабет. Правда, можно еще пригласить священника и даже мэра — твоего отца, Суна.
— Мама, устраивать званый ужин в мою честь совсем не обязательно.
— Конечно-конечно, и тем не менее твой день рождения мы отметим. — Руби проказливо улыбалась. — Досадно, что ты не прихватил с собой райскую птичку.
Элизабет озадаченно вскинула голову:
— Какую райскую птичку?
— Нелл, хватит ковыряться в тарелке. Не хочешь есть — выйди из-за стола.
Нелл подчинилась, но прежде обожгла Руби укоризненным взглядом.
— Райская птичка, — объяснил Ли, как только девочка скрылась за дверью, — это дама скорее соблазнительная, нежели добродетельная. В Англии у меня есть такая приятельница.
— О Боже! Рано же вы созреваете, семейство Коствен, — вырвалось у Элизабет.
— Зато долго не увядаем! — парировал Ли.
С каменным лицом Элизабет поднялась.
— Мне пора домой, — объявила она и вышла, на ходу призывая Яшму.
Ли перевел
— Наконец-то я вывел из себя мадам Айсберг, — с легкой досадой заметил он.
— Это я виновата, не следовало вообще заводить разговоры о птичках. Ох, Ли, я так и не научилась вести себя в приличном обществе! — Руби чуть не плакала. — А я всего лишь хочу немного скрасить монотонную и безрадостную жизнь бедняжки. Обычно она только посмеивается, когда я отпускаю скабрезные шуточки, и лишь иногда дает понять, что я ее шокирую. А сегодня разозлилась…
— Из-за меня, мама. Почему-то Элизабет меня недолюбливает. — Он ссутулился и понурил голову. — Но я не позволю ей расстраивать тебя по пустякам. Видно, ей еще никто не объяснял, что искреннее участие заслуживает благодарности.
— Ли, я так надеялась, что вы с ней подружитесь! — Руби вцепилась в руку сына. — По-моему, мы должны извиниться перед ней.
Его глаза вмиг стали пугающе ледяными.
— Ни за что! — отрезал он, вскочил и вышел.
Руби осталась сидеть перед остатками неудавшегося завтрака, зажав лицо в ладонях и уставившись на свою тарелку. Нет, о праздновании дня рождения не может быть и речи.
Переодевшись в старые холщовые штаны и рубашку, Ли ушел в паровозное депо, безлюдное по случаю воскресенья, — к одному из наполовину разобранных «железных коней». Он уже знал причину поломки и теперь работал до седьмого пота, чтобы устранить неисправность. Только спустя несколько часов он понял, что совсем забыл сообщить гостям сенсационное известие. Но теперь, когда Элизабет разорвала дипломатические отношения с неисправимой семьей Коствен, разве ему удастся выполнить желание Александра?
Возмущение оскорбленной до глубины души Элизабет было под стать негодованию ее дочери. Семья возвращалась в Кинросс-Хаус в зловещем молчании, которое нарушала лишь Анна — имя надменного возмутителя спокойствия она повторяла во весь голос до тех пор, пока взбешенная Нелл не велела ей умолкнуть. Смысл ее приказа малышка поняла по интонации и разрыдалась.
«А чего еще я ждала, когда связалась с этой семейкой из отеля «Кинросс»? — внутренне кипела Элизабет. — Мало мне было одной Руби, явился еще и этот развратный паяц, ее драгоценный сынок! Стоило ли получать образование и приобретать великосветские манеры только для того, чтобы оскорблять меня? Знает, должно быть, что мы с Александром давно не спим вместе, но как он посмел намекать, что я давно увяла? Со мной кончено, меня отправили на дальнюю полку, я уже не жена — и это говорит юнец, который вовсю развлекается с райскими птичками!»
Именно эту неподходящую минуту Нелл выбрала, чтобы тоненьким голосом спросить:
— Мама, а я задавака?
— Да! И хвастунья! Ты в сто раз хуже своего отца, а его самомнения хватит на десятерых!
Разревевшись, Нелл выскочила из коляски, едва она подъехала к крыльцу, унеслась в свою комнату и захлопнула дверь перед носом Крылышка Бабочки. Элизабет, которую Яшма избавила от Анны, не осталось ничего другого, кроме как удалиться рыдать к себе в комнаты. А когда слезы иссякли, ей опять привиделся Ли, стоящий на плоском камне над Заводью. «Он осквернил Заводь, — с тоской думала Элизабет. — Больше я никогда туда не поеду».