Прикосновение
Шрифт:
— Как вы ведете себя, женщины?! Позор на вашу голову! Перестаньте!..
— А ты не успокаивай нас, ты не старший в доме!
— Молоко матери еще не обсохло на твоих губах!
— Вози учительницу из аула в аул, на нее и кричи…
— А здесь помалкивай!..
— С убийцами рядом работать не будем! — сказала, как отрезала, Кябахан.
— Почему вы их называете убийцами? — рассердился Агубе. — Они же не мстят нам…
— Как ты смеешь так говорить, сын? — обрушилась на него Кябахан. — Не они ли уготовили нам голодную смерть?!
— Не их ли школа расположилась в нашем кирпичном доме, а мы ютимся в этой конуре?! — поддержала ее другая
— Молчи, Агубе, молчи… Будь ты настоящим мужчиной, ты бы давно уже наших оскорбителей проучил…
Под их дружным натиском Агубе отступил за спину Тузара… А женщины вновь набросились на старшего:
— Даже разговоров не заводи о переселении…
— Потребуй назад нашу землю!..
— И дом! И дом тоже!..
— Тише!!! — раздался гневный крик: — Тише!!!
На пороге стояла восьмидесятитрехлетняя Фуза. Грузная, с больными ногами, с подрагивающей в нервном тике головой, она редко покидала свою угловую комнатку. Отчаянный гвалт заставил ее подняться с кровати… Женщины враз умолкли…
— Почему я слышу громкий голос невесток? Кто разрешил вам кричать в нашем хадзаре? Или это уже не дом Тотикоевых? Или вы не осетинки? Почему такой крик устроили?
— Не хотим в долину, — пояснила Кябахан, голос у нее был привычно покорный…
— И это не ваше дело! — грубо оборвала ее Фуза. — С каких пор женщины стали вмешиваться в мужские дела?
— Время теперь другое, — подал кто-то несмело свой голосок.
— Это там, на равнине, другое время, — возразила Фуза. — За порогом этого дома другое время… А здесь все будет так, как решит старший. — И обратилась к Тузару: — Как ты считаешь нужным поступить, так и действуй… Никого из этих крикливых сорок не слушай. Ты здесь старший — тебе и отвечать перед братьями за всех Тотикоевых… А вы, женщины, марш отсюда. Чтоб каждая занималась своим делом! Собраний в тотикоевском доме не было и не будет.
Женщины покорно разошлись. Кябахан, почтительно взяв под руку Фузу, отвела ее в угловую комнатку. Тузар посмотрел на Агубе.
— Будем подавать заявление о переселении? — спросил нетерпеливо Агубе.
— Надо подумать, — уклончиво произнес Тузар. — Видишь, как они настроены?
— Но это же неверно! — горячо говорил Агубе. — Неверно! Если бы Тотикоевы взяли верх, разве они так повели бы себя? Представь Батырбека на месте Тотырбека. Да он бы уже половину людей расстрелял. И без суда. Вытаскивал бы браунинг из кобуры и стрелял… Вспомни, как всех непокорных мужчин повел на речку расстреливать… А Тотырбек? Дом да землю забрал.
Тузар долго слушал племянника, но так ничего и не ответил ему…
…Ночью в ворота бывшего дома Тотикоевых осторожно постучались. Никто не вышел, и стук стал более настойчивым, что и всполошило собак. Тузар проснулся, подивился, кому это приспичило ночью рваться в школу, вышел из хадзара, приблизился к воротам.
— Открой, — тихо произнес голос, и Тузар узнал Мамсыра.
— Ты? — изумился Тузар.
— Мы, — ответил вместо него Махарбек.
Да, это были они, братья Тузара, возвратившиеся домой. Он распахнул калитку, обнял каждого из них, громко выкрикивая их имена:
— Махарбек! Васо! Дабе! Мамсыр! Салам!
Васо сердито прервал его:
— Тише! Не буди людей.
Тузар повел их в дом. Махарбек внезапно остановился, сердито спросил:
— Ты куда ведешь нас? Прятать вздумал? Нет, шутишь, мы не тайно прибыли…
— Отпустили нас, отпустили, — радостно провозгласил Мамсыр.
— Чего
— А чего шуметь? — назидательно произнес Махарбек: — Прибыли не с кувда [3] . И не верхом, как полагается джигиту…
3
Кувд — пиршество.
— Чтоб людям не показаться в таком виде, полдня таились в лесу, — показал на нависшую над аулом гору Дабе.
— А теперь веди в лучшую комнату, зажигай свет и накрывай столы, — объявил Махарбек. — Пусть все знают, что Тотикоевы возвратились домой! Эй, кто есть в доме? Вставайте! — он направился к веранде.
— Погоди, Махарбек, — встал у него на пути Тузар. — Нам не сюда.
Братья окружили его, молча ждали объяснения.
— Этот дом уже не принадлежит нам, — сказал Тузар. — Теперь здесь школа.
— Школа?! — зарычал Салам. — Кто так решил?!
— Тотырбек, — пояснил Тузар…
— Почему не сказал нам, когда приходил на свиданье? — спросил Дабе.
— Не хотел огорчать, — оправдывался Тузар.
— Что еще у нас отняли? — глухо произнес Махарбек.
— Оставили клочок земли, одну лошадь и плуг…
— И все?! — опять закричал Салам.
— Не горячись, брат, — сурово прервал его Махарбек и вздохнул: — Все наши живы-здоровы?
— Как будто так.
Они еще постояли, помолчали…
— Вот как выглядит наше возвращение, — горька произнес Васо.
— Жить среди тех, кто помнит, кем мы были, будет еще горше, — вздохнул Махарбек и строго приказал: — Без моего согласия чтоб никаких выходок и угроз никому! Понятно? Смотрите у меня. Мне мало осталось жить, хочу жить в мире со всеми… А сейчас пошли. Куда нам идти, Тузар?
…Мелькали скалы, деревья, повороты… Лошадь похрапывала от быстрого бега. Но Агубе не мог иначе, все подгонял и подгонял ее, выжимая из нее последние силы. Скорее! Скорее в Хохкау… Просыпалось солнце, таяла ночная темень… Агубе пришпорил пятками ходившие ходуном от быстрой скачки бока лошади. Скорее!.. Он негодовал: надо же, именно в день, когда возвратились домой отец и дяди, он оказался вдали от хадзара! Четыре года назад хохкауцы договорились объединить своих овец в одну отару, справедливо рассудив, что каждая семья выгадывает, если поочередно будет водить общую отару по горным пастбищам. И именно вчера Дахцыко передал Агубе овец. С той минуты, как еще до рассвета его разбудил прискакавший за двоюродным братом Захар, десятилетний сын Васо, и прокричал ему, сонному, в самое ухо: «Махарбек возвратился!» — Агубе весь пылал одним желанием: поскорее увидеть отца. И лошади приходится убыстрять ход, отдуваться. Молодого горца не смущало то, что он оставил с отарой десятилетнего мальчугана. Он убежден был, что ничего не должно случиться в такой день. Агубе бы только увидеть отца — и он опять возвратится в горы.
Вот и Хохкау. Цокот копыт лошади гулко разносился по ущелью. Агубе резко осадил коня возле тотикоевского хадзара, спрыгнул наземь, побежал к калитке… Она жалобно застонала, Агубе быстро пересек двор, резко толкнул двери, и они распахнулись настежь… Влетев в комнату, он увидел радостное лицо матери, которая что-то пыталась сказать ему, но Агубе не слушал ее… Он пробежал мимо, ища глазами знакомую фигуру, вбежал в гостиную и замер… На него смотрели смеющиеся глаза отца и сестренки Люды, прижавшейся к нему…