Прима
Шрифт:
После ее слов во мне будто что-то надламывается. Наверное, это сила воли, которая прежде не давала сдаться и упасть в пропасть.
– Я никогда не просила забирать меня, – отвожу взгляд, из последних сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Мир вокруг рушиться, крупица за крупицей, оседая угольками у моих ног.
– Может, в самом деле, мне не стоило этого делать, – разочарованно говорит мама. Она разжимает пальцы, отпуская меня, и бросает на прощание взгляд, в котором нет ни капли жалости. Скорее в нем, в самом деле, жажда
– Ты мне больше не нужна, так что освободи ту комнату, она не для тебя, – сказав это, мама уходит, оставляя меня тонуть в болоте собственной жизни.
Одной… Вечно одной.
Глава 15 - Даша
Трясущимися руками я вываливаю вещи из шкафа: их так много, но почему-то мне не хочется ничего из этих тряпок брать с собой. Да и куда брать? За душой ни гроша. Друзей нет. Возможности кому-то пожаловаться и спросить совета – тоже. Но одно знаю точно – не останусь здесь.
Раз для мамы я ошибка, неправильный выбор, уйду, да и она сама меня попросила на выход. Тем более я слышала, как прислуга обсуждала новую девочку. Кажется, у нас в семье ожидается очередное пополнение. Будущая прима балета, а если нет, мама вонзит ей кол в сердце и пойдет искать новую порцию в свою коллекцию сломленных кукол.
Открываю рюкзак, запихиваю туда свитер, сменное белье и джинсы. Поднимаюсь с пола, еще раз заглядываю себя в зеркало и вижу там совсем не ту Дарью, которая была в детском доме. Мое отражение сейчас напоминает призрака, яростно нуждающегося в возможности исчезнуть.
Некогда пряди с серебристым отливом потускнели, а губы такие бледные, что на них даже смотреть тошно. Моя фигура как тростинка, которую легко разломить на две части – настолько я худая.
По щеке снова катится слеза, но я тут же смахиваю ее, не хватало еще разреветься белугой. Ком в горле и так мешает свободно дышать, в груди разливается тянущая боль от осознания моей ущербности. Нет, это другое чувство и имя ему – ненужность.
Тебя выбросили за борт, Дарья. Ты тут больше не нужна. А была ли когда-то нужна?
Застегнув молнию, закидываю рюкзак на плечи и стремительно покидаю спальню. Здесь ничего нет, что могло бы вызвать улыбку или ностальгию. Разве что Глеб, с которым мы так и не подружились, хотя даже он будет рад моему уходу.
Не знаю, куду иду, и что буду делать дальше. Страх перед неизвестностью заставляет сердце биться чаще. Но у меня нет выбора, наверное, его никогда не было.
– В путешествие собралась? – позади раздается голос, тот самый, который я узнаю из тысячи – у Гордеева он какой-то особенный, словно принадлежит известному музыканту.
– Да, – отвечаю, не глядя и ускоряю шаг.
Однако напротив дверей, ведущих в зал для тренировок, где
– Ну что еще? Поглумиться хочешь? – наши взгляды встречаются, и я едва сдерживаюсь, чтобы не дать волю слезам. – Ты выиграл.
– Какая легкая победа, – с деланным высокомерием произносит Гордеев, выгибая правую бровь.
– Только не говори, что будешь скучать, – не знаю, зачем я язвлю ему. Может хоть это отвлечет от состояния хаоса, которое поселилось в моей душе.
– Кто же еще так отвратительно будет танцевать балет в нашем доме, – он тоже язвит, ничего нового.
Вот только в этот раз у меня в груди что-то щелкает. Задираю подбородок и ловлю себя на мысли, что когда покину отчий дом, все вокруг тут же забудут о призраке по имени Дарья. В том числе и Глеб. Но мне этого совсем не хочется… Не хочется быть забытой, словно я кусок бумаги, который смяли и кинули в урну.
Он должен хоть что-то помнить обо мне.
– Да? Тогда я должна это исправить, – эмоции бьют через край, когда я нащупываю ручку и поворачиваю ее. – Пошли.
– Что? – он непонимающе смотрит, явно не ожидал такого поворота. Я ведь и сама не ожидала.
– Докажу тебе, что балет – это танец души, и он не отвратительный! Заходи!
Неожиданно Гордеев принимает правила моей игры и входит в тренировочный зал. Я скидываю рюкзак на пол и иду к умной колонке, чтобы включить музыку.
Вмиг зал наполняется классической мелодией. Я становлюсь в позицию, смотря прямо на Глеба. Он стоит в центре, засунув руки в карманы своих спортивных брюк, слегка склонив голову на бок. Я не могу понять, что означает его взгляд, снова закрытая книга.
Несколько секунд мечусь в сомнениях. Зачем я это делаю? Почему он должен запомнить меня? Кто мы вообще друг другу? И передо мной вдруг появляется образ не взрослого Глеба, а ребенка. Мальчишка в белой широкой рубашке, под которую задувает противный морозный ветер. Его каштановые волосы рассыпались по макушке, и он то и дело их убирает со лба.
Он ненавидит меня. Я таю обиду на него. Мы не семья. Мы никогда не смогли бы стать ей.
Но я докажу тебе, чего стою, что ты ошибался на мой счет всю жизнь.
Взмахиваю руками, закрывая глаза. Позволяю музыкальным ритмам проникнуть вглубь сердца, коснуться его, взять за руку и повести по тропе танца. Секунда-другая и мое тело откликается, затем начинает двигаться, плавно, чувственно, но при этом вкладывая в шаги и движения нечто большее, чем просто танец. Я кружусь, взлетаю, словно пытаясь сорваться с невидимых оков. Каждый пируэт, каждое гранд же – крик души, вырывающийся наружу.
“Ты – чужая”
“Ты должна была остаться в детском доме”