Прима
Шрифт:
Перехожу дорогу, и не замечаю, как врезаюсь плечом в чье-то плечо. Ничего не говорю, хотя, наверное, стоило извиниться за невнимательность. Зеленый начинает мигать, напоминая, что пора бы ускорится.
Я забегаю в кафе, беру “американо” со льдом и усаживаюсь за свободный столик. Отсюда вид на улочку как на ладони. Парочка напротив завороженно улыбается, разглядывая город, а я, смотря на них, ощущаю дикое одиночество. Мне даже банально не с кем выпить проклятый кофе. Отвратительное чувство.
И судьба словно слышит мои
Парень снимает черную кепку, сводит перед собой руки, уперев локтями в стол.
– Знаешь, чем встречает новый город? – он не похож на психа, уж больно привлекательный, хотя такие вопросы заставляют меня напрячься.
Я молчу. Он отвечает сам.
– Тем, что девушки тут невоспитанные. Не хочешь извиниться?
– Нет, не очень, – стараюсь не выдать легкого волнения.
Он хрустит шеей и снова возвращает взгляд на меня. Его глаза сверкают хищным блеском.
– Неправильный ответ.
– Что ты хочешь? – сердце панически колотится в груди.
– Мне показалось, это ты чего-то хочешь. Например, – он нагло берет мой пластиковый стаканчик и делает глоток. – Веселья. Чтобы аж вены сжимались.
– Ты ошибаешься, – я сжимаю телефон, прокручивая варианты, кому, если что, могу позвонить. Потому понимаю – никому. Никто не придет на помощь, закричи я. Никто не заплачет, если меня вдруг не станет.
Одна. Бесконечно.
– Я никогда не ошибаюсь.
– У меня есть парень, – поднимаюсь со своего места, желая поскорее убраться. Но незнакомец резко хватает меня за запястье. Его пальцы ледяные и сильные. Боль пронзает, и другая на моем месте уже бы закричала, вот только я привыкла к боли. Она стала моим вторым я после бесконечных тренировок. Балет – всегда боль.
Не моргаю. Смотрю прямо, пытаясь показать, что меня ничуть не задевает подобное.
– Врешь.
– С чего бы?
– В твоих глазах одиночество, – его фраза – пуля. Она пронзает меня до дрожи. До слез, которые готовы вырваться наружу.
– У тебя разыгралось воображение, – я все-таки освобождаюсь и начинаю отдаляться. Но даже на расстоянии слышу его реплику, брошенную мне вслед.
– Не убежишь, ведь я уже тебя нашел. Будет весело, обещаю.
Я машу рукой, останавливая первое встречное такси. Сажусь в машину, захлопнув громко дверь. Меня потряхивает, не помню, когда в последний раз так переживала.
– Куда? – спрашивает водитель адрес. Я диктую и пытаюсь привести себя в чувства.
“Это дурацкая шутка, парень просто не в себе”, – убеждаю свое измотанное сердце.
Но по итогу все оказывается совсем не так.
На следующий день,
Музыка смолкает, и мы идем в гримерную. Почти все между собой общаются, только я плетусь в хвосте, пытаясь перевести дыхание.
– Боже, я сегодня все утро проторчала у станка, – жалуется Кириленко подругам, расшнуровывая свои пуанты.
– Ты была прекрасна, – хвалят они ее, явно приукрашивая похвалу соло-танцовщицы. Она не дотягивает и сама об этом прекрасно осведомлена, поэтому вероятно, и тренируется. Я уверена, Анатолий Аркадьевич, наш балетмейстер, делал ей на этот счет замечания.
– Спасибо, девочки, – мило улыбается им Лана. Я случайно ловлю на себе ее взгляд и не могу понять, откуда в нем столько радости. Хотя нет, понимаю, Кириленко счастлива до смерти, что подвинула выскочку вроде меня.
Закончив с одеждой, выхожу в холл. Все тело ноет от напряжения, пока я спускаюсь по лестнице на первый этаж. И стоит только мне оказаться на улице, как снова встречаю этого таинственного незнакомца. Не знаю, совпадение это или нет, но у меня складывается ощущение, словно парень за мной следит. Притом не из благоприятных побуждений.
Я замечаю его на лавке напротив входа, он пьет фреш и чему-то усмехается, разглядывая экран телефона. Когда Кириленко выходит, поравнявшись со мной, то тоже отчего-то напрягается. Правда Лана тут же переключает спектр внимания и начинает со мной разговор.
– Ты реально собралась выступать после такой травмы? Не стыдно? Ты можешь всех подвести.
– Стыдно брать роль соло, когда твой максимум десять фуэтов, – не теряюсь я. Мы никогда не дружили. А уж сколько раз она подставляла меня в училище – не счесть. Пожалуй, это девушка одна из многих, кто искренне порадовался моему провалу.
– Просто я не повернута на балете и у меня в отличие от некоторых есть еще личная жизнь, – отвечает она, прикусив губу. Уверена, мои слова ее задели. Для балерин, которые стремятся к звездной славе, быть второй – это провал. В случае с Кириленко, я вечная тень ее провала.
– Тогда зачем ты пытаешься мне что-то доказать? – сжимаю лямку рюкзака, и думаю, что в джинсах безумно жарко. Но чтобы связки всегда были разогреты, нам приходится носить не особо удобную одежду.
– Я? Тебе? Мне просто тебя жаль, Миронова, – фамилия приемной мамы режет мне слух. Напоминает, что она не верит в меня и не ждет. Это обидно, до слез. А вот Глебу, наверное, все равно, ведь он носит фамилию отца. Мало кто знает, что мы с ним вообще родня, пусть и не кровная.