Примерный сын
Шрифт:
– Торт домашний, так ведь?
– Конечно. В Румынии мы всё готовим дома.
– А почему ты мне ничего не сказала? Я дал бы тебе выходной.
– А-а, работа есть работа. Какая разница, день рождения это или обычный день?
– Разница есть.
– Верно, лучше уж обычный день, ведь я уже старуха. – Корина сказала это с лукавой улыбкой,
искоса поглядывая на меня.
– Старуха? Да что за чушь ты несешь?! – Мы никогда не разговаривали с ней в таком фривольном,
задушевном тоне. Как я говорил, у нас, скорее, случались ситуации, когда я старался скрыть свое напряжение и сдержать чувства перед ее крайним упрямством. Однако всем мужчинам на свете известно, что когда женщина называет себя старухой, нужно тут же выразить удивление и всеми силами разубеждать ее в этом, а поскольку я всю жизнь жил с двумя женщинами, матерью и сестрой, я знаю об этом не понаслышке. Из этого
– Ты же знаешь, сколько мне лет, – с уверенностью сказала она.
– Понятия не имею.
– Ты видел мой возраст в паспорте, когда просматривал бумаги для нашего договора.
– Я не обратил на это внимания.
– Правда?
– Совершенно точно!
– Мне уже тридцать семь.
– Надо же, какое совпадение! Мне тоже тридцать семь.
– И у тебя тоже сегодня день рождения? – теперь уже она, я уверен, смотрела на меня с искренним
удивлением.
– Нет-нет, что ты. Я имел в виду, что мы родились в один год. Вот тебе и совпадение. – Корина
ничего не ответила. Мне показалось, что я ляпнул что-то не то, и попытался исправить ошибку.
– Знаешь, а ты выглядишь гораздо моложе.
– Ты, правда, так считаешь?
– Конечно, это все подтвердят.
Не думаю, чтобы кто-нибудь это сказал, Корина выглядела в точности на свои годы, ни больше, ни
меньше, но я давно понимаю, что от меня ожидают, вот и соврал, сказав то, что было нужно. Нет никакой разницы – румынка ли это, перуанка или индонезийка, все женщины хотят одного: не стареть и быть худыми. Я знал только одну женщину, которой был безразличен ее возраст, она с восторгом разглядывала в зеркале свои новые морщины и пятна на коже – это была Бланка, но Бланка живет в другом мире. Вошла покупательница с двумя детьми, а потом еще одна. Утро подходило к концу, и наступал обычный час оживленной торговли, так что наш разговор закончился.
Позднее, когда мы уже закрывались, меня осенило:
– А что ты будешь делать сейчас?
– Пойду на другую работу.
– А где ты будешь ужинать?
– Если будет хорошая погода, то в парке, а если будет холодно или дождливо, то в метро. Я ношу
ужин здесь. – Корина указала на холщовую сумку, которую всегда носила с собой, и которую я раньше не замечал.
– Но в день рождения ты не можешь ужинать в метро.
– Не могу, значит, сегодня поужинаю в парке.
– Ну уж нет. Сегодня я приглашаю тебя на ужин.
– Нет-нет-нет, – сказала Корина, но рассмеялась. Она смеялась, а в ее широко открытых
миндалевидных зеленых глазах плескался испуг, и еще резче проступили скулы на лице.
– Это самое малое, что я могу сделать.
10. Заброшенная лестница
Я позвонил маме и сказал, что ко мне в магазин зашел Хосе Карлос, и я пообедаю с ним. В будние
дни я очень редко обедаю где-то вне дома. За последние годы такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки, но мой план сработал. Мама ни о чем меня не спросила. У нее была готовая чечевица, и ей оставалось только подогреть ее. Мама любит овощи, и это единственное, что она старается готовить. Я мог бы сказать ей правду, что у Корины день рождения, и я хочу поужинать с ней, или просто пригласить ее к нам домой отведать овощей. У меня на выбор было два подходящих решения, но я ими не воспользовался. Моя ложь получилась такой же естественной, каким естественным казался мне обед с Кориной.
Я вывел машину из гаража, и мы поехали в сторону квартала, где Корина работала по вечерам.
Проезжая по улице Принцессы, я вспомнил об одном итальянском ресторанчике, куда я часто ходил с Бланкой, туда мы и пошли. Я понимал, что Корина ходила по ресторанам нечасто, и они представлялись ей пустым разбазариванием денег, достойным таких глупцов как испанцы. Мы заказали пиццу и пили бутылку “Ламбруско”. [прим: Ламбруско – игристое или полуигристое итальянское вино] Самым лучшим было то, что за обедом мы очень много разговаривали, точнее, много говорила она. Мы чувствовали себя непринужденно, и нам было весело и легко. Она рассказала мне, какой ей представлялась Испания – страной транжир и нытиков. Мы поговорили о всегдашних клиентах магазина, и я объяснил Корине значения прозвищ, которые мы с мамой им дали – Миноискатель, Резиновый Нюхач, Затычка в каждой бочке, Месье Погремушка, Его Древнейшество, Сосулька Прилизанная, Увалень и Дон Скряга, престарелый муж. Все они, войдя в магазин портили тебе вечер… С ее примитивным знанием испанского я чудесно провел время. Многие шутки Корина не понимала, но зато когда их смысл доходил до нее, она хохотала от души, показывая
За вином и шутками мы припозднились, и я настоял на том, чтобы подвезти Корину на машине. Ее
работа реально находилась у черта на рогах, в окрестностях города, в районе новостройки. Корина ухаживала за престарелой четой, которая, по ее словам, была более чем престарелой, просто дряхлой – две довольно состоятельных мумии – но это было неважно. Платили ей хорошо, и работа была выгодной и непыльной, потому что “мумиям” немного надо, и они почти не грязнят в доме. Когда она села в машину и начала благодарить меня, я не дал ей закончить, потому что снова почувствовал давешний утренний головокружительный вихрь, тот самый, что разносил мои чувства повсюду, в особенности, по телу и душе, потому что к чему скрывать, я чувствовал, что прикосновение Корины до самой глубины всколыхнуло мою душу. Короче, я послушался веления своего естества – я взял ее за руку и приблизил свое лицо к ее лицу. Она, в свою очередь, тоже придвинулась ко мне, и я ее поцеловал.
Какой восхитительный поцелуй. Говорят, что поцелуи изобрели женщины четвертичного периода
(кто говорит – во времена антропогена, кто говорит – во времена палеозоя, это не моя специфика, я в этом не силен), чтобы накормить своих детей после того, как пережуют им пищу. Так что поцелуй в губы, доставляющий нам столько удовольствия и наслаждения и говорящий о любви, пришел к нам именно оттуда. Как это мило. Целуясь с другими, мы склонны разом забыть прежний поцелуй, но все равно как это чертовски восхитительно. Поцелуи как бабочки, которые не дают себя поймать, но, боже мой, когда ты поймаешь одну, это что-то! Корина не только приняла поцелуй, но и ответила на него. Потом мы ни о чем не говорили, мне просто ничего не приходило в голову, о чем можно было бы поговорить, а мое сердце бешено колотилось. Мы только молча улыбались друг другу как два соучастника шаловливой проделки, которая у нас получилась, и о которой мы ничуть не сожалеем. К тому же я был взволнован и не собирался в первый же день оказаться в дурацком положении, ляпнув какую-нибудь глупость. Корина открыла дверцу и вышла из машины.
Мощная и всё более возрастающая волна от этого поцелуя заставила меня провести весь вечер в нервном напряжении. Я был так возбужден, что измерь я себе давление, то наверняка взорвался бы. Мне хотелось, чтобы в магазин входили люди не для того, чтобы я свел свой дневной баланс и заработал то, что потратил в итальянском ресторанчике, а для того, чтобы время шло быстрее. Я был разгорячен отчасти из-за вина, которое само по себе пьянит и будоражит, отчасти, естественно, из-за поцелуя. Я уже пояснил все, что думаю о поцелуях. Я поцеловал Корину, потому что это казалось мне логичным, я благодарил ее за прекрасно проведенное время. Я поцеловал ее, потому что она снова смеялась, и ее зеленые глаза превратились в маленькие щелочки над ее острыми скулами. Я ничего не знал о ее семейном положении, замужем ли она, или у нее есть жених здесь или на родине. Мы никогда не говорили об этом, потому что до утреннего кофе с тортом мы вообще мало разговаривали друг с другом, и то исключительно о работе, о скобках, скрепках, тетрадках в линейку и угольниках. И я, и Корина – каждый из нас был сам по себе. День это всего лишь пять часов, которые быстро проходят. Однако я пребывал в полной уверенности – Корина была свободной женщиной, потому что только свободная женщина так смеется, поедая пиццу, и так улыбается, поцеловавшись с тобой.
У меня бешено кружилась голова, и я не мог ни на чем сосредоточиться. Меня вдруг осенило: необходимая в моей жизни перемена, мой взлет. Быть может, мне надо начинать не с документов на магазин, нотариально оформленных на мое имя, а со своих чувств? И как я не понял это раньше? А может, дело в том, что я хотел быть одним из этаких служебных прекрасных старинных зданий, которые теперь уже никто не использует, потому что организации давно переехали в более подходящие для их деятельности места? Нет, я не хотел бы быть великолепным зданием со всеми его сияющими, но пустыми покоями. Я хотел бы, чтобы по моей императорской мраморной лестнице с перилами из красного дерева поднималось и спускалось множество людей, а не только унылые скучающие уборщицы с их швабрами и тряпками, да ремонтники в голубых комбинезонах. Мне хотелось бы суеты и суматохи от входящих и выходящих людей даже в ущерб ступенькам и перилам. Конечно, я не считаю это единственным способом прожить жизнь, просто сейчас я подумал, что не хотел бы быть надежно оберегаемым, хорошо защищенным, но пустым монументальным творением. В заключение добавлю, я думаю, все это из-за поцелуя с Кориной.