Примирение
Шрифт:
– Че? – отозвалась девочка с длинной фиолетово-чёрной челкой, короткими волосами и оголенными до пятой точки ногами.
– Ни че, – захихикала синеволоска. – ***чо, поняла, – и дала подзатыльник коротко-стриженному нечто.
– Ты прям моя крашиха.
Я тут же подумал о поведении родственников на поминках. Однако дед их не считал лицемерной биомассой. И помогал им бескорыстно. Одним выбил квартиру в Москве, другим – хорошую работу.
Именно поэтому многие представители бабушкиной родни не вынимали язык
Как-то раз у меня с дедом состоялся прелюбопытный разговор. Мы были в гостиной. Я сел по-турецки на кожаный мягкий диван. Дедушка в тот момент смотрел передачу о Достоевском по каналу «Культура».
– Деда, я хочу спросить.
– Да, конечно, – дедушка приподнял кустистые седые брови, широко раскрыл глаза и посмотрел на меня.
– Зачем ты помогаешь родственникам, ведь они – натуральные сволочи?
– Почему ты так думаешь? – дедушка слегка нахмурился, и его тонкие губы плотно сомкнулись.
– Они все пользуются твоей добротой.
– Это сложный вопрос, – дедушка морщинистой волосатой рукой помассировал висок, будто пытаясь привести в действие мыслительный процесс. Я представил, как в дедушкином мозгу быстро закрутились шестеренки, словно в часовом механизме. – Я не думаю, что все настолько плохи, как ты это говоришь.
– А врагу бы ты помог?
– Я? – ткнул себя длинным указательным пальцем в грудь дедушка. – Хм, помог бы, если бы мог.
– А зачем помогать тому, кто тебя ненавидит?
– Ну и что? – спросил дед и широко улыбнулся, в уголке его губ образовались четко различимые сладки. – Неужели я не помогу человеку, который нуждается? Не важно, враг-друг. Всегда надо оставаться добросовестным.
– Ну если серьезно, то помог бы плохому человеку, например?
– Хм, – дед посерьезнел и на мгновение завис, как старая система марки виндоус. На его лбу обозначились три прямые складки: большая, средняя и совсем маленькая. – Ты ведь знаешь, кем я работаю, Павлуша?
– Да, дед, ты – профессор.
– Профессор чего?
– Философии?
– Правильно! – почесал колючую седую щетину дед. – А у философов не принято делить людей на черное и белое. Жизнь состоит из полутонов. Их огромное количество. Плохих людей не существует, равно как и хороших. Все мы неоднозначны. Мы видим мир через призму своих ощущений. Вот, какого цвета этот свитер? – спросил дед и указал на рукав своего джемпера.
– Зеленого, – уверенно подметил я.
– А вот для меня – зеленовато-синего. Мы слишком субъективны от мозга до костей. Некоторые люди думают, что только их взгляд верный. Это глубочайшее заблуждение.
Дед пару раз шмыгнул носом, достал из кармана клетчатый носовой платок и высморкался.
– Что до помощи, я всегда руководствуюсь следующим правилом, – дед сложил платок и убрал обратно в карман, – как можно есть белый хлеб с маслом, когда рядом с тобой человек
Я прикоснулся к верхней губе указательным пальцем и закатил глаза в знак раздумий.
В дедушкиных аргументах была доля правды. Но я считал, что жизнь – это борьба. Ты всегда должен в первую очередь думать о собственном благе. Дед же придерживался иного мнения.
Ко мне быстрым шагом направлялся отец. Он выглядел нервным, будто его обсчитали в магазине на кругленькую сумму. Его брови были сдвинуты к переносице и почти застилали глаза. Он чем-то походил на Раскольникова. Не хватало только топора в руке.
– Ты куда это пропал? – резко сказал отец. – Бабушка тебя обыскалась. Ты поступаешь некрасиво. Что скажут родственники?
Блин! Что? Как? Вот какие вопросы пришли мне на ум. Что этот перец, черт возьми, несет.
– Ты, наверное, впервые оказался в приличном обществе. Твой дед не работал над твоим воспитанием? Пока все не разойдутся, не смей выходить из-за стола. Это считается дурным тоном. Тебе понятно?!
Что?! Нет, нет, нет… как… как он вообще смеет?! Он не имеет права так говорить о дедушке. Да и о каком приличном обществе говорить-то, когда ни один из этих долбаных родственников не обмолвился ни словом о покойном.
Один из них вообще рассказывал анекдоты! Какие нахрен анекдоты?! Какие?! У всех «этих» только одно на уме – пожрать, побухать и трахнуть чужой мозг тупыми анекдотами.
– Надеюсь, мы друг друга поняли, – заключил отец и ушел.
Что он возомнил о себе? Вернулся спустя много лет, и ещё диктует мне условия! Надутый индюк! И это мой отец? – я с горечью сплюнул на тротуар и прошёл мимо уставившихся на меня девчонок обратно в ресторан.
Глава первая. Просто плохой день прямиком из прошлого
Я лежал и пялился в потолок. Почти все стены комнаты были обклеены плакатами с изображением Виктора Цоя. Я любил его песни. Они возвращали меня к жизни, когда было особенно тяжко. Моим одноклассникам было этого не понять. Как говорил мой учитель истории: чего ожидать от поколения, сидящего у подъезда с банкой «Ягуара»?
В голове на секунду возникла аналогия с современным репером, дающим концерт на стадионе перед многотысячным стадом баранов.
Меня сразу же потянуло нарисовать карикатуру. Я вскочил с кровати и побежал к рабочему столу. Заточил карандаш и начал водить острым грифелем по бумаге.
Разговор на кухне меня отвлёк. Я приоткрыл дверь и прислушался. Бабушка и отец о чем-то говорили.
– Мам, давай помогу.
– Да нет, Васечка, не надо.
– Тебе же тяжело.
– Ну хорошо, сыночка, раз ты настаиваешь.
По звуку кто-то наливал чай.
– Какой же у тебя вкусный обед получился. Просто объедение!