Примирение
Шрифт:
Лиза подняла свое круглое личико. Ее голубые глаза впились в меня. Почти прозрачные бровки нахмурились. Длинные белесые ресницы быстро захлопали.
Я почувствовал себя не очень хорошо. У меня возникло ощущение, что я внезапно попал на прием к стоматологу, который вот-вот вонзит мне в десну громадный шприц с километровой иглой. Я застыл от страха и смущения, а мои губы перестали шевелиться, словно кто-то заклеил рот скотчем. Я что-то промычал под нос. Лиза закатила глаза и прошипела:
– Господи! Да отвалите же вы все от меня, наконец!
Она снова уткнулась
Я будто оказался в фильме «Ночь живых мертвецов». Представил, что попал в тесный класс, где кишат полчища зомби в лице моих одноклассников.
Сравнение слегка неуместное, но в тот момент для меня не было разницы между ходячими мертвецами и школотой. Я тогда также перепугался, как если бы на меня напала орда реальных зомбарей.
Одноклассники замерли и уставились на меня, в нелепой позе торчащего перед Лизой. Они ждали, когда, наконец, произойдет что-нибудь интересное.
«Твою мать! Твою мать! ТВОЮ ЖЕ МАТЬ! – мысленно кричал я. – Что, черт возьми, со мной происходит?! Ну, давай же, родной! – уговаривал я себя. – Беги, беги к себе на место! Просто топай к парте. Иначе над тобой сейчас начнут стебаться! Черт, черт, черт. Что же, блин, делать?!»
Меня, действительно, как будто парализовало. Я сильно зажмурил глаза и прошептал:
– Наталья Сергеевна, быстрее спасите меня.
Турков протиснулся с ругательствами:
– Да отойдите вы. Че встали-то?! – он повернулся ко мне.
Турков глянул вниз. Он разразился издевательским хохотом.
Остальные тоже посмотрели в том же направлении и засмеялись. Я не понимал, чего эти идиоты хохочут, а главное над чем. Я тоже посмотрел вниз и увидел лужу под своими ногами.
Лиза горделиво вскинула голову и посмотрела на меня, потом демонстративно принюхалась. Я увидел, как задвигались ее ноздри. Она отшатнулась назад, зажала нос и крикнула:
– Фу-у-у-у, писун! Как это мерзко!
Все начали хором скандировать: «Писун, писун, писун…»
Я наконец-то избавился от оков стеснительности и рванул вон из класса. Я едва протиснулся через скандирующую толпу. Побежал в туалет. Меня преследовал топот одноклассников, словно стадо гигантских индийских слонов. Я заперся в кабинке. Сел на толчок и зарыдал. Тем временем толпа все кричала одно и то же слово, которое отпечаталось в моей памяти.
«Сволочи, суки, мрази, – я мысленно перебирал ругательства, которые знал на тот момент, – падлы, подонки, мерзавцы, дауны и аутисты чертовы. Ненавижу их, чтоб они все сдохли. Сдохли, сдохли, СДОХЛИ!!! А самое главное, чтобы у этой Лизы никогда никого не было. Надеюсь, с возрастом она подурнеет и потолстеет. Я хочу, чтобы ее больше никто не любил. Она это не заслуживает, не заслуживает…» – я продолжал рыдать. Слезы застилали мне глаза, было больно и тяжело глотать.
С того дня я перестал мечтать о том, что у меня кто-то появится.
«Ну и хрен с ними, – думал я, – никто мне не нужен и никогда не будет нужен. Один
Я перестал следить за собой и смотреть на девушек, а когда видел молодые и счастливые пары, то чувствовал зависть и жалость к себе.
Однажды я сидел рядом с дедом, который с большим интересом смотрел по «ящику», как один мужик в деловом костюме орет на другого. Это программа называлась политическими дебатами. Мне казалось странным, что дедушка-профессор смотрит такую муть. Вскоре я понял, что таким образом он искусственно повышает уровень дофамина в крови, как при просмотре тупой, но весёлой комедии.
Когда сумасшедшие из телевизора начали визжать, дед залился смехом. В гостиной было душно, все окна были намертво закрыты, а занавески задернуты. Мы сидели вдвоем в полумраке. Комнату освещал только телеэкран. На кухне были слышны короткие бабушкина шаги. Видимо, она что-то готовила или собиралась.
– Дед! – позвал я.
Дедушка все еще смотрел в телевизор.
– Дед, деда… слышишь? – я тронул его за рукав белой в синюю полоску рубашки.
Дедушка медленно отвел взгляд от экрана и повернулся ко мне.
– Что говоришь, родной?
– Я больше никогда не пойду в школу… – мой голос дрогнул.
– Почему? – дедушкины кустистые брови нахмурились, а его большая волосатая рука судорожно погладила меня по спине. – Тебя кто-то обижает?
– Нет, – вздохнул я, – просто я сегодня подошел к одной девочке и от страха описался. Теперь весь класс будет всегда смеяться надо мной.
За окном слышался шум автомобильной трассы. Бабушка что-то жарила. Я догадался по запаху жженого масла. Спустя минуту-две вся квартира наполнилась ароматом только что приготовленных оладий.
– Скажи, что мне делать, чтобы Лиза обратила на меня внимание? Почему я ее люблю, а она меня нет?
– Ну, во-первых, не спеши. Во-вторых, не зацикливайся на одной девочке. В-третьих, набирайся опыта в общении, чтобы иметь широкий кругозор, – дед перестал гладить меня по спине и принялся чесать свою бороду.
– Не понял? – мотнул я.
– В плане чего?
– Что это за три странных пункта?
– Не спеши заводить отношения, пока неопытен. Не останавливайся на одной девочке, а смотри по сторонам на других. И не старайся преуспеть сразу во всем. Надо учиться общаться и заводить просто друзей.
– Я и так умею общаться! – обиделся я.
– Ты уверен? – приподнял брови дед, – Бабушка сказала, что ты ни с кем не разговариваешь.
– Это потому что они все дураки! Все мои одноклассники! – Я со злостью ударил по мягкому подлокотнику дивана.
– Порой легче всех назвать дураками, чем признать собственные уродства и плохие стороны.
– Тогда что мне делать? – я крепко стиснул пальцами несчастный подлокотник. – Я хочу именно Лизу… Не хочу ждать, хочу все и сразу!
– Хм, – дед повернулся к телевизору и сложил узловатые пальцы в форме пирамиды. – Я думаю, Павлуша, ты не терпелив. Ведь с женщинами как? Если она не хочет с тобой общаться, насильно ее не заставишь.