Принц драконов

Роун Мелани

— Рохан, это же я… Я знаю тебя почти с тех самых пор, как ты вылупился из яйца, милорд принц-дракон. Что случилось в Феруче?

— Тебя интересует, почему Янте отпустила нас? — Рохан сделал большой глоток. — Поклянись, что никому не скажешь. Поклянись на мече, жизнью сыновей поклянись, Чейн…

Старший из — мужчин на миг замер, а затем медленно произнес:

— Ты знаешь меня не хуже. Хочешь заставить меня понять, насколько это серьезно? Считай, что я понял. Клянусь.

— Я не хотел тебя обидеть. — Принц отставил чашу и, как завороженный, уставился в темное вино. — Сьонед… — У него постыдно сжалось горло. — Она снова опустошила Стронгхолд. Те, кто не уехал со мной, направились в Скайбоул, чтобы

перебить засевших там меридов, а затем в Тиглат, на помощь к Вальвису. Она говорит, и Тобин согласна с ней, что если кто-нибудь вновь дерзнет штурмовать Стронгхолд, то возьмет его голыми руками.

— Железная логика, — кивнул Чейн. — Типично женская.

— Большинство слуг отправилось с близнецами в Ремагев. В Стронгхолде осталось всего несколько человек. Достаточно преданных, чтобы никому не сказать правды.

— Какой правды?

— Такой, которую она никогда не сообщила бы Мааркену. — Он снова глотнул вина. — В середине зимы должен родиться некий ребенок. Янте получила от меня то, чего хотела.

Лицо Чейна застыло. Рохан пожал плечами.

— Может, хочешь спросить, как это ей удалось? В первый раз я, одурманенный дранатом, принял ее за Сьонед. А во второй раз изнасиловал ее. Надо, было убить гадину, но я этого не сделал. Она все прекрасно рассчитала и теперь носит мое дитя. Сьонед говорит, что будет мальчик. А больше не говорит ничего. Она вообще не разговаривает со мной, Чейн, а я не могу разговаривать с ней. Не могу….

— Хватит, — ш„потом прервал его Чейн. — Это подождет.

— Но мне нужно с кем-то поделиться!

Чейн отодвинул чашу с вином, встал и грозно навис над Роханом.

— У тебя есть армия, которая ждет приказов. Есть смертельный враг на другом берегу реки. Пожалеешь себя в другой раз, когда будет время!

Рохан знал, что ему пытаются вправить мозги, и готов был возненавидеть Чейна. Но его брат по всем статьям, кроме крови, был прав, будь он проклят. Строгий взгляд шурина неотрывно следил за его лицом, и Рохан отвернулся. Но даже этого движения оказалось достаточно.

— То-то же, — сказал Чейн, усаживаясь на место. — А теперь, когда ты снова можешь соображать, обмозгуй одну задачку. Я дал Ролстре десять дней на то, чтобы он переправил на левый берег половину своей армии, но по мосту прошло не больше пятидесяти человек. Если повезет, мы выдержим две битвы, но не больше. Я хотел уничтожить одну половину его войск на нашей стороне, а затем переправиться через реку и покончить с другой. Но он не дает мне такой возможности. Если у тебя есть какие-нибудь соображения, я с удовольствием их выслушаю.

Рохан чуть не рассмеялся. Он пробыл в шатре всего несколько минут и едва успел промочить горло, а Чейн требует от него тактического решения, в которых он никогда не был силен. Он допил остатки вина, поднялся и сказал:

— Я должен пройтись. Распорядись, чтобы к моему возвращению поставили кровать.

— Может, пообедаешь? Вид у тебя такой, словно ты хочешь спрятаться за острием собственного меча.

— Ах, вот как ты обо мне думаешь? Считаешь, что я хочу спрятаться? — вспыхнул Рохан.

Губ Чейна коснулась легкая усмешка.

— Так-то лучше. Я снова вижу перед собой принца.

***

Уриваль наблюдал за длинными пальцами, нетерпеливо постукивавшими по столу, на котором стояли нетронутые тарелки с едой. Пламя свечи отражалось в камнях колец, поднимавшихся и опускавшихся в такт отбиваемому Андраде гневному ритму: рубин-агат — аметист-сапфир на левой руке, изумруд-топаз-гранат-бриллиант на правой.

Оба больших пальца лежали на полированном дереве, на одном из них красовался янтарь, на другом — лунный камень. Восемь камней символизировали собой замечательные качества: удачу в войне, дар убеждения, гордость, стремление к истине, надежду, ум, постоянство

и хитрость. Но Уриваля больше прельщало то, что сулили два других: защиту от опасности и мудрость. Ибо Уриваль и Андраде сильно нуждались и в том и в другом.

— Так что же это такое? Простое бездействие или невозможность управлять всеми сразу? — задал он провокационный вопрос.

— А кто меня слушает? Разве что распрекрасная леди Висла. Слава Богине, что нам удалось убедить ее уехать в Речную Заводь.

Уриваль кивнул. Они сидели в личных покоях лорда Речного Потока — аккуратной комнате, которой не коснулась рука леди Вислы, имевшей свои понятия о том, что такое элегантность, и воплотившей их в убранстве остальных помещений замка. Добрейшая хозяйка дома чуть в обморок не упала, принимая у себя августейших гостей, ужаснулась тайне происхождения Чианы и с величайшим удовольствием восприняла тонкий намек Уриваля на то, что ей же будет спокойнее и безопаснее, если она уедет в имение покойного отца Речную Заводь, которое находилось в пяти мерах отсюда. Поспешный отъезд хозяйки избавил гостей от необходимости выслушивать ее надоедливое нытье и обеспечил им свободу, действий. Вопрос заключался лишь в том, как воспользоваться этой свободой. Все фарадимы, за исключением изолированных от света, знали, где скрывается Андраде, и посылали ей свои донесения. Уриваль и Андраде находились достаточно близко от линии фронта, чтобы без особого напряжения видеть обе армии, и в то же время достаточно далеко от нее, чтобы не привлечь к себе внимание Ролстры. Если бы он решил напасть на фамильное имение лорда Давви, они оказались бы в незавидном положении. Но Ролстра не посылал войска в Речной Поток, возможно, считая, что леди Висла давно уехала оттуда. Впрочем, даже Уриваль, самый милосердный человек на свете, сильно сомневался, что найдется хоть один мужчина, у которого будет серьезная причина выкупать из плена такое сокровище…

Она оставила в доме множество домочадцев и хорошо вышколенных слуг, изо всех сил ухаживавших за гостями, однако отсутствие необходимости заботиться о быте не давало высокопоставленным «Гонцам Солнца» забыть о странных событиях, происходивших в других местах.

— От Сьонед по-прежнему нет никаких сообщений, — сам себе сказал Уриваль.

— Я не могу заставить ее выйти на связь. Ты слишком многому научил эту девчонку, — злобно фыркнула Андраде, и пальцы ее начали выстукивать настоящую барабанную дробь. — Мне нужен в Стронгхолде надежный «Гонец Солнца» — такой, которому я смогу доверять и который сумеет рассказать, что там происходит.

— Значит, Сьонед ты больше не доверяешь. В этом-то все и дело, Андраде. Ты же сама поместила ее туда, обучила, отправила к Рохану уже наполовину влюбленной в него, показала Сьонед принцу, чтобы он тоже влюбился в нее… Сама заварила эту кашу и теперь не знаешь, как ее расхлебать.

— Замолчишь ты когда-нибудь или нет? — Она шагала от стены к стене, то сжимая, то разжимая пальцы, и кольца мерцали в такт этим движениям. — Откуда я знала? Хотела одного, а получилось другое. Что мне нужно было делать?

Уриваль пожал плечами.

— Может быть, ничего.

— Черт возьми, Уриваль, отстань от меня! — взорвалась она-. — Неужели ты не понимаешь, для чего я свела их? Только принцы-фарадимы могли бы положить конец всей этой постоянной грызне!

— Пока что-то не похоже, верно? — Сенешаль подошел и обнял ее за плечи. — Ты всегда забываешь о людях. Кем будут выведенные тобой принцы? Такими же людьми, как и прочие, со всеми их достоинствами, недостатками и чувствами. Но тебя никогда не интересовали чувства, правда? За исключением тех, которые ты могла использовать. — Он нахмурился, увидев в ее бледно-голубых глазах упрямое несогласие. — Ты думала, что сможешь использовать детей так же, как использовала их родителей?