Принц и Ника

Чинара

Глава 34

Потерявшейся Белоснежкой брожу в дремучем лесу около посёлка родителей, кричу, зову, проклинаю свою тупость, мечтаю примкнуть к стае волков и убежать вместе с ними от лицемерного человеческого общества… Но я никому не нужна, гномы от меня отказались, а принц предпочел ядовитую суку. Новый этап моего принятия ознаменуется пением одной из ужасных песен Адамяна. Танцую полоумной тенью среди деревьев, не знаю, вызываю ли этим новых демонов или пытаюсь избавиться от охвативших меня и кромсающих изнутри, но мой, казалось бы, стальной хребет трещит от осознания — папа меня продал, продал, как банальную

вещь, а Эрик… мой Эрик славным молодцом оттрахал сестру… И все это в один день! Двухкомпонентный триумф! Я сегодня звезда! Мечтающая стереть страницы из памяти… Горький смех снова вырывается из горла и звучит решающей нотой, заставляющей пошатанные нервны, наконец, окаменеть. Отряхиваюсь, возвращаюсь в цивилизацию, выкидываю в первую попавшуюся урну порядком мне насолившие дорогущие каблуки, босиком добираюсь до своей машины, сажусь, достаю с заднего сиденья запасные кроссовки и, надев, завожу двигатель.

Я с этим обязательно справлюсь.

В свой подъезд вхожу вместе с соседом, живущим двумя этажами ниже и его приветливым лабрадором. Мой вид спасавшейся от атак зомби не оставляет Николая равнодушным, мужчина озадаченно поправляет свои очки, неуверенно спрашивает нужна ли мне помощь и придерживает двери лифта. Но я только качаю головой и сообщаю о намерении воспользоваться лестницей.

Хочется, как можно скорее оказаться в квартире, запереться на все замки, сбросить с себя прожжённую печалью кожу и родиться заново, вдохнуть и обрести спокойствие, но я мазохист, умышленно растягивающий минуты.

Добираюсь до своего этажа, прохожу тамбур и замираю. Внутри раскалывается, растрескивается и разламывается обманчивый и мутный стеклянный лес, впивающийся в каждую клеточку тела острыми углами, пустивший корни с первой секунды мучительной мысли — он с ней.

Сердце сбрасывает терпкие тряпки заблуждения, в которое его завернула чужая ложь и радостно выстреливает в груди, потому что…он здесь. Здесь.

Принц датский сидит на небольшом ящичке, опершись спиной об мою дверь, плечи опущены, хмурый взгляд устремлен в одну единственную известную ему точку. Он все ещё в том же сером костюме, а на ногах черные туфли.

«Черные туфли, — ехидно замечает предсказательница. — Мда, Ника, прозорливый ты ослазавод, а не Шерлок.»

Поворачивает на меня голову, замечает, жёстко сдвигает брови, резким движением копошит светлые волосы и поднимается на ноги. В глазах непроглядная тьма, а в голосе осколки, когда он, подходя, кидает в меня такое простое и едкое:

— Пришла.

— Как давно ты сидишь? — блаженно улыбаюсь.

— Не имеет значения. — хмурится, подходит вплотную и останавливается. Он так близко, что я ощущаю его дыхание на своей коже, его гнев, обиду, злость и есть что-то еще… — Хотел посмотреть тебе в глаза. Услышать от тебя. Лично. Подруга.

— Я заезжала к тебе. — протягиваю руку к его лицу, но он перехватывает. Протягиваю вторую, он перехватывает и ее. Бесится. Плотно сжимает губы, желваки пляшут в танце исступления. А я снова улыбаюсь. Широко и счастливо. Плевать, что меня продают, как товар, плевать. Потому что он здесь.

— Зачем ко мне ездила? — произносит друг, крепко хватая меня за плечи, но я молчу. — Смешно тебе? — раздраженно рычит Рафикович и я ощущаю, как вместе с гневом рвутся наружу краски затравленного страдания.

— Зачем? А? — его руки начинают трясти меня, как безвольную куклу. С каждым следующим словом он выплескивает на меня свою боль. — Ты мне душу всю вымотала! Зачем травишь? Я с ума из-за

тебя схожу! Не видишь разве?! Манишь и тут же отвергаешь? Там на скамейке ты горела вместе со мной, я же чувствовал, чувствовал! А потом вскочила и про Дарта начала гнать! И сегодня завела в комнату, снова поманила, вскружила нутро и вдребезги разбила, блядь! Вдребезги! Что за галимая игра, а? Зачем, Ника? — сдавленно сглатывает, рвано дышит, опускает взгляд и спрашивает рвущей душу уязвимостью. — Неужели нравится видеть, как мне херово? Как подыхаю от мысли, что ты не моя? Да я душу ради тебя готов отдать, не задумываясь, а ты…а ты? Плевать хотела на меня. — горько усмехается. — Выбираешь его, да? Что ж. Твое право. — выпускает мои плечи из своего крепкого захвата и этот жест пугает намного больше предыдущей тряски. — Ты теперь чужая…

— Нет! — вскрикиваю, и слезы, так непоколебимо отказывающиеся появляться, орошают соленым водопадом мои щеки. — Дурак! Осел! Тупица ты, Рафикович! Я сама не знала! Это папа подстроил и продал меня, как удачное вложение! Понятно тебе! Орешь тут на меня и трясешь, а я думала умру сегодня! К тебе сразу поехала! Думала, сестру мою шпилишь своим колосочком! Чуть не свихнулась! В лесу танцевала и песни твои тупые пела! Кусок идиота! Не чужая я, не чужая! Я твоя! — бью его в грудь, не способная успокоиться. — Кусок идиота! Не понимаешь, что люблю я тебя!

Руки Эрика по новой больно сдавливают мои плечи, он в одно мгновение прижимает меня к стене и буравит ещё более темным взглядом, в котором зажигаются яркие обжигающие всполохи.

— Повтори! — требовательно произносит, но в голосе ощущается мучительная потребность, отзывающаяся в каждом нерве моего тела. Яростно изучаем губы друг друга, осознаем обоюдное нестерпимое желание прикоснуться и ощутить вкус…

Но меня бесит мысль, что я первая сегодня назвала те три слова. Вот же елочный завод.

— А у тебя туго со слухом? — с вызовом язвлю в ответ. — Не пластинка, чтобы на повторе торчать!

Мой принц хищно усмехается, как самое настоящее, крайне сексуальное чудовище, а затем накрывает мои губы своими губами. Тело пронзает электрическим зарядом. Ноги подкашиваются, в животе взрываются яркие снаряды и нестерпимый жар мчится по коже. Стоит языку Эрика властно проникнуть в мой рот и ласково заскользить по моему языку, внутренности начинает сотрясать от пламенного трепета. Абсолютный и единоличный лидер в срывающем все берега поцелуе — именно он. Словно смерч, вырывает меня с корнями, кружит, подчиняет, захватывает, порабощает и заставляет тело плавиться, превращая сознание в сладкий зефир. Я полностью признаю своё поражение, и поразительно, как мечтаю ему подчиняться… Обхватываю шею друга руками, теряю ориентиры, погружаюсь на глубины влажного удовольствия, и в ту же секунду уношусь ввысь, к вершинам гор, где, чуть приподнявшись, можно дотянуться до горячих звёзд. Одна за другой они загораются у меня внутри, в тех местах, где по моему податливому телу скользят горячие руки Эрика.

Испытываю постыдное разочарование, когда наши губы разъединяются. Смотрим друг другу в глаза и рвано дышим. Каждый вдох и выдох наполнены неприкрытым пеклом. Оно накаляет окружающее пространство и даже скучающей тишине вдруг становится неловко.

— Как твои печень, почки и сердце? — глухо спрашивает Эрик.

Можно едко пошутить и заставить его селезенку поволноваться, но мне совсем этого не хочется, поэтому я шепчу:

— В эйфории…

— А легкие? — довольно усмехается.

— Экстаз…