Принц Полуночи. Трилогия
Шрифт:
– Идеальный убийца. Наверное, так.
Еще днем Казимир в ответ на подобное заявление не удержался бы от улыбки. Меньше всего его маленький подопечный походил на убийцу, тем более – идеального. Но разговор с Пардусом многое изменил. И пусть сейчас Тир ничем не напоминал себя тогдашнего – самоуверенного и голодного демона, играющего, как кошка с попавшейся в лапы жертвой, – Казимир все равно помнил. И улыбку помнил. И взгляд. И голос, лениво растягивающий слова: «Жизнь мне отдаст колдун, а чем заплатишь ты?»
– Мне кажется, ты не в первый раз заключаешь подобную
– Твоя наблюдательность, светлый князь, достойна восхищения, – Тир допустил улыбку от губ к уголкам глаз, – я подобными «сделками» зарабатываю хлеб свой насущный. Зарабатывал.
– Я думал, ты был солдатом.
– Одно другому не мешает…
Он смотрел выжидающе, но Казимир не мог понять, чего именно от него ждут. Поэтому сказал то, о чем думал:
– Если ты действительно хорошо умеешь убивать, ты и здесь можешь неплохо устроиться. Убийцы всегда нужны. Профессия редкая…
– А уж какая текучка кадров, – подхватил Тир, – вакантных мест полно.
Некий внутренний голос, а может, та самая, отмеченная Тиром наблюдательность подсказала Казимиру, что тему разговора стоит сменить. Бог весть почему. Ничего особенного сказано вроде бы не было.
– А чем тебе не понравилась здешняя магия?
– Издеваешься? – уточнил Тир.
– Нет. Мне интересно, что здесь с твоей точки зрения не так. Может быть, излучение местных артефактов плохо влияет на тебя? Или оно просто не похоже на то, с чем ты сталкивался. Мне приходилось видеть разных… ну ладно, не демонов, просто очень странных созданий и хотелось бы понять, на кого ты похож.
Тир поднял руки:
– Все. Сдаюсь. Если ты шутишь, то я не улавливаю, в чем соль. Если нет… Не знаю. Я – человек. Я умею убивать других людей. Ничего больше. Или ты о Пардусе?
– Скорее уж о том, что ты ему сказал.
– Ну да. Понимаю. Казимир, ты в покер играешь? Есть на твоей Земле карты?
– Да.
– Слово «блеф» ты когда-нибудь слышал?
– Н-ну. И при чем тут… Подожди, – Казимир забыл затянуться, – хочешь сказать, что ты ему врал? Притворялся? Ни за что потребовал две тысячи золотых монет?
– Золотые монеты называются олы, – напомнил Тир, – авансом мы получили только одну тысячу. И я ее отработаю.
– Между прочим, я тоже кое-что могу, – Казимир щелчком выбросил окурок, – возьмешь в долю?
Тир мгновенно перестал улыбаться. Серьезно спросил:
– Ты готов убить совершенно незнакомого человека? Просто так? Ни за что?
– Ну да, ни за что. – Казимир рассмеялся. – Тысяча олов по меркам этого мира «ни за что» основательное. Ты, кстати, когда цену называл, откуда знал, сколько запрашивать?
– С Медведем побеседовали, – рассеянно ответил Тир. – Ты это серьезно? Насчет денег?
– Что именно?
– Что готов убить за них. Ты действительно готов?
– Ну да, – Казимир слегка растерялся, – а почему нет?
– Ты когда-нибудь убивал?
– Пфф… – Светлый князь расправил плечи. – Я давно сбился со счета. Если ты хочешь сказать, что я не представляю себе всех сложностей процесса, то могу тебя заверить: представляю, и еще как. Хотя должен признаться,
– Конечно, – ответил Тир, – кровь всегда кровь.
Темной ночью существо, которое называло себя Тиром, вытянулось на своей кровати, закинув руки за голову и глубоко вдохнув прохладный, пахнущий смолистым деревом и травой ночной воздух.
Оболочка – тонкие кости, смуглая кожа, стальные канаты жил. Маленькое и хрупкое вместилище темной силы. Черные глаза чуть заметно блестят в темноте.
Тир не спал. Он не нуждался в отдыхе этой ночью. Тир не думал – ему не о чем было думать. Тир становился собой. И этот процесс требовал всего его – без остатка.
Душа, как комок сгоревшей бумаги. Легкий, шуршащий комок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. В ночной прохладе, в тишине, нарушаемой лишь писком летучих мышей, в темноте, погруженный в густую тень, этот комок казался большим, чем был на самом деле. Он словно бы шевелился – может быть, ночной ветер, странно и тревожно пахнущий ветер, покачивал его, а может быть, это тени играли в слабом свете звезд.
Шуршание. Шелестит зола. И вот уже нет сгоревшей бумаги. Есть волчонок, маленький серый щенок, свернувшийся клубком. Он слеп. Закрыты глаза. А шкурка кажется плюшевой – до того она мягкая, нежная, беззащитная. Волчонок поднимает голову. Нет, он не слеп, он лишь казался слепым. Прозрачные глаза с вертикальными щелями зрачков смотрят во тьму. Кошачьи глаза на лобастой щенячьей морде.
Ветер. Стих.
Больное сердце, искалеченное, израненное, в шрамах от ожогов, сердце это почувствовало прикосновение мягкой щенячьей шерсти.
А волчонок поднялся на лапы, ловкий и собранный, не знающий трогательной щенячьей неуклюжести, не щенок – волк-подросток. Белые зубы за черными губами. Желтые глаза. Черные щели зрачков.
– Я живой, – прошептало существо, которое называло себя Тиром, – я…
Оболочка больше не была пустой. Кости, и кожа, и жилы – сталь, гибкая, как плоть, плоть, прочная, как сталь. Волк, с шерстью серой и густой, повел низко опущенной головой, нюхая воздух. И прыгнул. Молча и бесшумно, лишь молнии зрачков сверкнули не отраженным – собственным светом.
– Я живой.
Тир рывком сел на постели.
Комок нервов, обнаженная, чуткая, как у птицы, душа, глаза, как черные дыры, и волосы цвета серебра. Человек, которого звали Зверем, молча смеялся, глядя в звездное небо. Он любил жить. Сейчас он вспомнил об этом. Он любил убивать – и об этом он вспомнил тоже. Жизнь ждала его впереди, чужая жизнь, сладкая, как боль. И боль, чужая боль, густая, как мед. И небо. И рассекающие небесную плоть стрелы болидов. Чужой страх, свое могущество, загадки и тайны, люди, машины. Мир.