Принц приливов
Шрифт:
— Вас устроит завтрашний вечер? У мужа будет концерт в Бостоне.
— Приготовлю фантастическую еду, — пообещал я. — Будем пировать как короли.
— Том, можно вас спросить?
— Об угощении?
— Нет, о сыне. У него действительно есть способности к футболу?
— Да. К моему удивлению, Бернард оказался весьма перспективным парнем.
— Почему вас это удивляет?
— Потому что он рос не в доме Медведя Брайента [106] , — нашелся я.
106
Пол
— Кто такой Медведь Брайент? — поинтересовалась доктор.
— Еще одна шутка, Лоуэнстайн, и, кажется, удачная. Вы меня просто провоцируете на юмор. Простите ради бога. В тех местах, откуда я родом, не знать о Медведе Брайенте — это все равно что для вашего мужа не знать, кто такой Иегуди Менухин. Брайент — футбольный тренер.
— А что такое линия розыгрыша?
— Черт побери, зачем вам это?
— Каждый раз, когда я пытаюсь обсудить с Бернардом его новое увлечение, он смотрит на меня как на непроходимую дуру. Сын теперь трещит о футболе без умолку. Из него вылетают разные странные словечки вроде «кик-офф», «филд-гол», «помеха пасу», «офсайд». Такое ощущение, что я попала в иностранное государство.
— Вы начинаете постигать футбольный язык, доктор.
— Том, Бернарду обязательно заниматься с гантелями?
— Да, доктор. Это входит в систему его тренировок.
— Как вы вообще находите Бернарда? Только честно.
Из ее голоса исчезли прежние спокойные и уверенные интонации.
— Насколько честно?
— Настолько, чтобы я на вас не рассердилась.
Мне показалось, что доктор хочет улыбнуться, но она сдержалась.
— Ваш сын, Лоуэнстайн, — приятный парень.
— Том, у меня крепкий характер, так что я могу выслушивать не только похвалы.
— Судя по всему, Лоуэнстайн, мальчик жутко несчастлив, — заключил я, и лицо доктора помрачнело. — Его состояние мне небезразлично. Возможно, потому, что оно в чем-то совпадает с моим. Или потому, что я знаю, как Бернарду выбраться из его несчастий, но не представляю, как мне выкарабкаться из своих.
— Он передал мне ваши фразочки, сказанные в первую встречу, — сообщила доктор. — Я тогда страшно на вас разозлилась. Бернард утверждает, что вы дважды довели его до слез.
— Он вызывающе себя вел. Я не занимаюсь с теми, кто не проявляет ко мне элементарного уважения. Я потребовал, чтобы он был вежлив и соблюдал определенные правила, установленные между тренером и учеником. Это ничуть не повредит его психике, обещаю.
— Том, он целых три года ходил к психотерапевту, — прошептала доктор.
— Эти визиты явно не слишком ему помогли. С парнем что-то творится. У него буквально на лице написано, что он никому не нужен. За всю жизнь его ни разу не похвалили.
— Мне казалось — Академия Филипса его изменит. Возможно, появятся новые друзья. Он ведь рос домашним мальчиком. Ни разу не оставался ночевать у приятелей. Бернард с самого рождения был трудным ребенком. Совсем не ангелочек, как другие малыши, которых я видела в парке. У сына в душе есть потаенный уголок, куда я так и не смогла проникнуть, сколько ни пыталась. Островок одиночества.
— А одиночество передалось ему от вас или от Герберта? — уточнил я.
— Одиночество — это от меня.
— Футбол — игра коллективная, — заметил я. — Должно быть, поэтому Бернарда туда и потянуло. Знаю, вас вовсе не радует его увлечение спортом, но на тренировке ваш сын преображается. И потом, это его самостоятельный выбор, сделанный без согласия родителей. Я действительно считаю Бернарда несчастным, но когда парень делает упражнения или гоняет за длинными передачами, он выглядит счастливее, чем поросенок, нашедший лужу.
— Том, я ни разу в жизни не видела футбольный матч, — призналась доктор Лоуэнстайн.
— Вы чертовски много потеряли, доктор.
— И в будущем не собираюсь смотреть.
— Не зарекайтесь. Держу пари, на следующий год вы с Гербертом специально поедете в Академию Филипса, чтобы побывать на игре с участием Бернарда.
— О, это будет до моего развода или после? — со стоном сказала она.
Я взял с полки сумочку Сьюзен и поставил ее на пол посередине кабинета. Затем я жестом велел доктору встать напротив меня, по другую сторону сумочки.
— Показываю, Лоуэнстайн.
Я принял трехопорную позицию и дотронулся до сумочки.
— Представьте, что это — мяч. Вы команда защитников. Я команда нападающих. Я пытаюсь удержать мяч и забросить в ворота, которые у вас за спиной. Ваша задача — мне помешать. Пока мяч у моей команды, ваша должна постоянно находиться по эту сторону от мяча. Моя команда — по другую сторону, пока у нее не отберут мяч.
— Том, это же невыносимо скучно, — заключила доктор Лоуэнстайн, но со смехом.
— Не перебивайте тренера, иначе вам придется побегать вокруг озера в Центральном парке. Так вот, то место на поле, где мяч, и есть линия розыгрыша. Теперь понятно?
Сьюзен отрицательно замотала головой.
— Доктор Лоуэнстайн, американка не имеет права не знать, что такое линия розыгрыша.
— Вероятно, ваша система тренировок немного проржавела, — усмехнулась она.
— Возможно, — согласился я. — Но кое-что всегда срабатывает. Сработает и на этот раз. Завтра увидите, какие глаза будут у Бернарда после большого сюрприза.
— Что вы задумали?
— Завтра вашему сыну предстоит то, что я называю «священной ночью». Я выдам форму мальчишкам, которые вошли в команду. Бернард доказал, что достоин играть в команде. Лоуэнстайн, хотите, принесу какую-нибудь популярную книжку об американском футболе?