Принц в неглиже
Шрифт:
Он яростно почесался: блохи первыми признали его настоящей собакой.
Между тем Тил напропалую кокетничала с офицером, заметно косящимся на ее стройные ножки в тонких чулках. Испытывая сильное желание пощупать эти ноги — а заодно уж и офицерские! — своими новыми бирсдожьими зубами, Дон молча распахнул пасть и многозначительно помахал в воздухе алым языком: красный свет, приятель! Не надо заигрывать с этой дамой!
— Он у вас мальчик или? — игриво осведомился таможенник, вручая Тил документы.
— Никаких или! — решительно ответила Тил. — Самый что ни на
«И на том спасибо», — подумал Дон. Он признательно лизнул руку Тил и потрусил за ней по трапу.
Рано утром я позвонила в ГУВД и договорилась с ребятами из пресс-службы, что они сообщат мне, если найдется тот парень, о поисках которого накануне оповещали все местные телеканалы, включая наш. Потом забежала к Ирке, чтобы сказать ей об этом.
При моем появлении подруга отложила карандаш и двумя руками подняла альбомный лист с рисунком: чистое поле, в левом нижнем углу — корявая фигурка в стиле «сеятеля».
— Кто это? Что это? Эта… Этот… — Я показала пальцем.
— Значит, не похож. — Ирка смяла бумагу и швырнула ее в урну. — Что-то не дается мне портретная живопись!
— Так это портрет? — Я шагнула к урне, выудила бумажный ком, развернула. — Надеюсь, не мой?
— Ты что, слепая? Мужика от бабы не отличишь?
— Обычно справляюсь. Но в данном, конкретном случае, извини, затрудняюсь. Говоришь, мужик? А кто, если не секрет?
— Угадай с трех раз.
— Попробую. — Я внимательно вгляделась в «лицо». Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая… А уши-то, уши! Ой, а зубы-то, зубы! — Граф Дракула Задунайский, угадала? Нет? М-м-м… Тогда Майк Тайсон, зарисовка с натуры сразу после боя: морда расквашена, глаз заплыл, нос на сторону. Снова нет? Тогда даже не представляю. Подскажи, пожалуйста.
— Ты его знаешь, — пробурчала Ирка, придвигая к себе чистый альбомный лист.
— Свят, свят, свят! Нету у меня таких знакомых! Нет, нет, не была, не имела, не привлекалась!
— Монтик это. — Ирка обильно слюнявила карандаш.
— Мо-онтик?!
— Знаешь, закрываю глаза и вижу его как живого! А нарисовать не могу!
— А зачем тебе его рисовать? — Я с интересом наблюдала, как она старательно выводит на новом листе два разновеликих ока с отчетливым косоглазием.
— Чтобы сделать и расклеить листовки с портретом. Как иначе мы его найдем?
Я задумалась.
— А разве ты не сфотографировала Монтика в больнице?
Ирка взвилась с табурета, едва не перевернув кухонный стол. На пол полетел раскрытый альбом, а уже на него — полный заварочный чайник, сахарница, солонка и перечница. Сам собой получился шедевр абстрактной живописи.
— Оригинальная техника, — оценила я.
Потом опомнилась и схватила тряпку, спеша ликвидировать последствия стихийного бедствия. Ирка высилась надо мной, как монумент: рот потрясенно открыт, на нижней губе черная пена. Какого черта было слюнявить косметический карандаш?
— Ленка, ты гений! — прогремело с высоты.
— Я гений, а ты лошадь, — проворчала я. — Отодвинься, мешаешь убирать!
Ирка сорвалась с места, метнулась в комнату. Я прибрала в кухне, придвинула к себе альбом
Ирка обернулась за пять минут, я управилась за десять.
Спустя полчаса мы вломились в контору, предлагающую по сходной цене воспользоваться услугами ксерокса, а еще через час вышли оттуда с пачкой листовок с фотографией Монте. Качество снимка оставляло желать лучшего, хотя композиционное решение казалось мне удачным: больничная койка крупным планом, Монте снят по пояс — сверху в бинтах, снизу в апельсинах, выражение лица идиотское. В целом фотография не оставляла сомнений в том, что изображенного на ней гражданина кто-то непременно должен искать — если не оперативники, то санитары.
Поэтому для начала мы прилепили свою листовку на стенд «Их разыскивает милиция» у здания УВД города. Пока я старательно разглаживала печатный лист, Ирка с интересом разглядывала черно-белые снимки преступников и пропавших граждан: и те, и другие выглядели одинаково пугающе. Благообразный Монтик в этой криминальной тусовке выделялся, как розан среди крапивы.
— Смотри, — вдруг всплеснула руками Ирка. — Это она!
— Тебя и женщины интересуют? — удивилась я, все еще помня наше с Иркой посещение магазина интимных товаров.
— Какие женщины? Это собака!
— И собаки?!
— Сюда смотри, язва! — рассердилась Ирка. — Тебе эта морда никого не напоминает?
Я посмотрела на стенд и сказала:
— Эта морда напоминает мне Томку.
— Вот именно! А еще она напоминает мне ту псину, которая каталась с нами в машине! Овчарку из психушки!
— Выходит, она так и не нашлась!
Мы внимательно изучили бумажку с черно-белой фотографией собаки. Знающих местонахождение овчарки по кличке Карменсита просили позвонить по телефону 02, но вознаграждение не обещали.
— Есть такой анекдот, — сказала Ирка. — «Пропала злая собака. Нашедшему — царствие небесное».
Я даже не улыбнулась.
— Может, это не наша? — Мне хотелось надеяться на лучшее.
— Как же, не наша! — тоже помрачнев, сказала Ирка. — Думаешь, часто теряются служебные собаки?
— Не знаю, мой Томка, даром что неуч, еще ни разу не терялся дольше, чем от обеда до ужина. А ведь эта Карменсита не простая собака. Чему только ее учили?
— Уж точно не спортивному ориентированию, — согласилась Ирка.
Совесть нас все-таки мучила. В молчании мы проехали к Центральному рынку и прилепили несколько наших бумажек на специальную доску объявлений: оттуда уже скалились злобно и нагло физиономии торговцев, допустивших обсчет и обвес покупателей. Благодаря наличию в кадре апельсинов Монтик органично влился в компанию.
На закрытые стенды с объявлениями о купле-продаже недвижимости поместить нашу листовку оказалось непросто. Застекленная верхняя рама, удерживаемая амбарным замком, не откидывалась, поэтому могучая Ирка приподняла ее, сколько позволял замок, а я тонкой рейкой просунула в образовавшуюся щель намазанное клеем объявление. Бумага скомкалась, и сморщенный Монтик на снимке приобрел пугающий вид.