Принц в неглиже
Шрифт:
Полковник Лапокосов хмуро молчал, как никогда раньше жалея о незнании им иностранных языков. Уже в аэропорту к нему то и дело по-братски обращались граждане латинских кровей, введенные в заблуждение знойной лапокосовской наружностью. Полковник вынужден был прибегать к сурдопереводу: качал и кивал головой, разводил руками, показывал пальцем, с трудом удерживаясь, чтобы в сердцах не оттопырить средний на правой руке. Сидоров же умудрялся прекрасно объясняться с иностранцами при помощи дичайшей смеси английских, французских и немецких слов и выражений, главным образом заимствованных из кинофильмов. Наиболее употребительным
— Фак ю! — в очередной раз восторженно возопил капитан, снова высовываясь, чтобы рассмотреть стоящий на тротуаре сияющий металлом «Харлей».
— Сядь, — коротко велел Лапокосов.
Сидоров попрыгал на сиденье, устраиваясь поудобнее, посмотрел на высокие стройные пальмы, развесистые кроны которых подметали ослепительно белое небо, и с чувством произнес:
— О соле мио!
С этими словами капитан бесцеремонно потянулся за лежащими на приборном щитке темными очками и надел их. Обозрев открывшуюся справа морскую даль, он сделал перед грудью несколько энергичных гребков и оживленно сказал:
— Моменто море!
Водитель сбросил скорость.
— Не тормозите, — попросил Лапокосов. — Мы спешим.
— Ват? — непонимающе обернулся киприот.
Надо же им было прислать машину с водителем-туземцем! Лапокосов рассердился: они прибыли как туристы от фирмы «Транс-Глобус». И, хотя сама фирма была прикрытием для Конторы, на помощь законспирированных сотрудников Лапокосов рассчитывать не мог.
— Ват? — переспросил шофер.
— Кроват! — весело срифмовал довольный неожиданной загранпоездкой капитан.
— Быстрее! — рявкнул Лапокосов.
Сидоров подтянулся.
— Цигель, цигель, ай-лю-лю, — перевел он водителю. — Бистро-бистро!
— О, бистро! — кивнул киприот, сворачивая к тротуару.
— Куда это мы? — Полковник выглянул в окошко.
На тротуаре под яркими зонтами толпились белые столики уличного кафе. Справа призывно сияла надпись: «Bistro».
Водитель приветливо улыбнулся, жестами указывая Лапокосову в направлении кафе.
— Уно кретино! — взорвался полковник, неожиданно обнаружив, что может достаточно свободно изъясняться по-сидоровски. — Нон бистро! Форвард! «Палм-Бич», айн-цвай-драй! Темпо!
Сверкнув зубами в улыбке, водитель разразился длиннейшей тирадой на родном языке.
— Мама миа, — устало сказал Лапокосов. Филологические упражнения вызывали у него неприятное щекочущее ощущение под черепной коробкой: как будто там зашевелилось потревоженное насекомое. Еще немного — и оно выберется наружу… — Престо, престо! — машинально произнес полковник по-итальянски, едва водитель чуть сбросил скорость.
— Где это вы, товарищ полковник, так по-французски шпрехать научились? — с уважением спросил капитан.
— Ин Москоу, — ответил Лапокосов. — В академии как раз французский изучал.
— Да, все-таки наше образование самое лучшее в мире! — глубокомысленно кивнув, подытожил Сидоров.
Беримор, облаченный в белые шорты и пеструю рубаху, сидел под пальмой и уныло размышлял о тщете всего сущего. К его голым ногам катило волны Средиземное море, над головой, давая кружевную тень, нависало перо раскидистой пальмы, пальцы правой руки холодил запотевший бокал.
«Кто это придумал, что Кипр — рай на земле? — думал
Сбывшаяся мечта явилась Беримору дохлой синей птицей — как замороженный цыпленок второй категории: хваленое море было взбаламученным, узкая полоска пляжа — каменистой, пальмовый ствол предательски торчал из глубоко закопанной в гальку кадки, а водку в бокале бармен бессовестно разбавил. Беримор уже немного скучал по провинциальному Екатеринодару, по собственному дому, по салату «Морская болезнь» и даже по Васе Бурундуку — такому простому, незатейливому, душевному. При этом он со всей отчетливостью понимал, что после того, как сегодня утром Серж улетел через Париж в Штаты со смутным наказом, «если что», передать дискету «кому надо», дорога домой ему, Беримору, закрыта.
Он машинально отхлебнул из бокала, едва заметно поморщился и с неудовольствием оглянулся на близкий отель: бармену за такую смесь руки бы оторвать!
На террасе между яркими полосатыми шезлонгами появились трое — группа привлекла внимание Беримора. Невысокую крепкую блондинку он уже знал — Оля, студентка из России, в отеле — менеджер по увеселениям или что-то в этом роде. Девушка что-то говорила, рядом с ней, внимательно слушая, стояли два мужика — тоже, несомненно, русские. Всем своим помятым совковым видом мужики навевали сладостные воспоминания о полузабытых за давностью лет вдумчивых посиделках с картишками или домино где-то в гараже, под боком не «бээмвухи», а какого-нибудь «Москвича-412». Беримор сглотнул, почувствовав во рту вкус мятого соленого огурца, и растроганно улыбнулся незнакомцам. Блондинка Оля помахала ему рукой.
Улыбку мужики оценили правильно: оставили девушку и зашагали к Беримору.
— Здорово, земляки! — простецки сказал соскучившийся Беримор, отставляя изящный стеклянный бокал.
Не ответив, мужики стремительно надвинулись, и первый из них до боли родным, таким русским движением пьяного грузчика сгреб Беримора за воротник.
— Колись, сволочь! Куда дискету девал? — рявкнул первый земляк.
— Бамбарбия кергуду! — зачем-то добавил второй.
Разнежившийся под солнышком, уверовавший в свою безнаказанность, Беримор не был готов к тому, что его потребуют к ответу, а потому и не думал запираться. Несчастный Серж был продан с потрохами. С точки зрения Беримора — ничтожная цена за его собственное спокойствие, безопасность и благополучие. Зато пугающая парочка, получив нужную информацию, исчезла так же быстро, как и появилась, заодно излечив его от ностальгии: на родину ему больше совсем не хотелось! Даже водка вызывала аллергию!
Официант принес ему из бара буржуйский напиток — мартини с маринованной луковкой, и, полулежа в шезлонге, вспотевший от переживаний Беримор выпил за благополучное завершение опасной игры и за начало новой жизни.
Стуча зубами о край бокала, он подвел итог: в далекой России его никто не ждал, хилым провинциальным бизнесом можно было пожертвовать, а особняк, дачу, машину и домашний хлам продать через посредника, не покидая теплого острова. В швейцарском банке у Беримора был счет, не бешеные деньги, конечно, откуда, но сумма вполне приличная, позволяющая осесть на постоянное жительство где-нибудь в Германии, в симпатичном маленьком городке. Или лучше во Франции, на Лазурном Берегу, скромно и со вкусом?