Принцесса для психолога
Шрифт:
— А ты предпочел бы казнь? — с интересом спросил парень. — Касаться госпожи могут только кровные родственники и супруг. Любой другой мужчина должен быть немедленно закопан в землю по шею, и так содержаться, пока не умрет.
— Ага, — обалдело кивнул Руслан, не понимая, почему Нари ему не сказал о такой, явно, важной вещи. Да не подумал, скорее всего — он же во всем этом с рождения варится, ему и невдомек, что где-то может быть по-другому.
А девочка-то… уже второй раз спасла ему жизнь.
Пока Руслан осознавал культурологическую пропасть между ним и стеклянной принцессой,
— Угробят ребенка, — окончательно озлился он, — там что, никто нормальный бульон сварить не может? Светлый? Не жирный?
Слуга, притащивший тарелки, стоял и хлопал глазами, явно ничего не понимая.
— Это суп манасира, очень дорогой. Его могут вкушать только члены княжеской семьи и их приближенные, — посмеиваясь, перевел мальчик, который вполне успешно притворялся тут девочкой.
Вот еще, кстати, выяснить бы, за каким надом.
— Значит так, чай оставляем. Все остальное — назад и через час… как по-вашему — три короткие клепсидры? В общем, мне будет нужна чашка обычного бульона, слабосоленого, без муки, без молока, без яйца, без специй. Только небольшой кусок нежирного мяса и чуть-чуть соли. Больше ничего. Проверь, чтобы этот деятель все понял, иначе… на всех там Бантика натравлю!
Лиса подняла голову и согласно зарычала. Вставила свои пять копеек.
Как ни странно, это подействовало лучше всех угроз и проповедей. Непрерывно кланяясь, слуга исчез, пообещав исполнить все в точности.
А Руслан тихо, беззвучно выругался, налил в неудобную чашку светлого чая, хвала Господу, хоть тут все было как надо, усадил принцессу в подушки, как маленького ребенка и принялся сам, аккуратно, поить, следя за тем, чтобы чай не проливался на ее халаты. Кто знает женщин, вдруг она любит конкретно эти тряпки больше света белого, больше солнца красного.
Пила Сейди хорошо, спокойно и не жадно. И медленно, но верно приходила в себя. Взгляд ее становился все более осмысленным и даже зрачки сжались до почти нормального размера. Оказалось, глаза у нее редкого серо-зеленого цвета. Очень нетипичного для смуглой брюнетки. Хотя что он знал о расах этого мира? Может, здесь все не так и глаза Сейди — самые обычные.
Руслан изо всех сил думал об этом, чтобы не думать о другом. И — неожиданно встретился взглядом с этими самыми "обычными" глазами.
Сейди смотрела на него в упор, не отводя взгляда. И ее зрачки медленно, но верно расширялись, закрывая радужку.
Песец! Полярный лис повышенной пушистости. Психолог, блин поминальный… Как можно было не подумать о таком, совсем простом объяснении этой ее реакции?
Но ведь не могло такого быть! Должна найтись другая причина.
Нос корабля то нырял вниз, зарываясь в пену по самые глаза Покровительницы с лицом, чем-то похожим на лицо Асиэн, то вновь выныривал, взбираясь на очередную волну. Монтрез сменил тонкий камзол на плотную моряцкую куртку. Маркиз последовал его примеру сразу. Остальные члены экспедиции чуть позже, все, кроме Маргариты. Та предпочла закрыться в каюте, чтобы не пугать любимого мужа своим зеленым и злобным лицом.
Ну да, откуда она могла знать, что у нее морская болезнь, если никогда в жизни не
Расторопный и толковый паренек возник на носу, цепко держась за ванты обеими руками и качаясь вместе с палубой вверх — вниз.
— Ваша светлость, — пронзительно крикнул он, стараясь перекрыть голос ветра.
— Без титулов, — махнул рукой Монтрез, — что, я срочно понадобился князю?
— Нет. Повар велел передать, что ужина не будет, будет сухой паек. Хлеб и солонина. На камбузе — полный мрак.
— Хорошо качает?
— Не то слово, — оскалился в ответ матрос, — к ночи, если ветер усилится, будем паруса убирать. Оставим только малые…
Это было плохо, время поджимало. Но герцог, выросший у моря, только кивнул, соглашаясь. С таким крепким восточным ветром приходилось считаться даже ахтеркастлям, "королям штормов".
К ночи ощутимо похолодало. Эшери, "огненный", ощущал лишь бодрость, но матрос, слезший с "гнезда" стучал зубами так, что становилось страшно.
— Волны как горы, — передернуло паренька, — я с рождения в море хожу, видел бури… Но эта какая-то уж больно долгая. И, такое ощущение, нарастает. Словно просыпается.
Герцог уже внимательнее посмотрел на своего собеседника. Магической силы в нем не было, даже малой. Но про бурю он все сказал верно, Эшери ощущал то же самое — непогода крепчала.
— Мать ведьмой была?
— Бабка. Колдовать не могу, но чую прилично. К ночи разойдется так, что даже неверующие будут молиться.
С владетельным герцогом и большим вельможей безродный несберский моряк беседовал безо всякого подобострастия, как с равным, не боясь делиться своими мыслями. В голове не держал, что его "ценные наблюдения" могут быть не к месту и не ко времени. Впрочем, чужим Монтреза тут давно не числили — сколько раз ходили вместе на фиольские галеры и дрались бок о бок. И то, что сейчас он был не "сам по себе хороший мужик Кот", а полномочный представитель Рамера Девятого, в глазах рядовых моряков ничего не меняло.
Над ухом раздался протяжный визг и ужасающий треск. Парень посмотрел через плечо, не отпуская такелаж, но ничего особо страшного не увидел. Мачта жаловалась на бурю. Бывает…
— Хорошо, — кивнул герцог, — пойдем, попробуем что-нибудь съесть.
Дойти по мокрой и качающейся палубе до камбуза было той еще задачей. Она выворачивалась из под ног и норовила скинуть их, как дикая лошадь. Охотно и за борт бы вышвырнула — но вот беда, борта у ахтеркастлей были высокими. Не получалось.
Моряки, убиравшие паруса, проводили герцога долгими взглядами, в который без труда читались опасение и надежда.
Экспедицию собрал Марк и он, официально, был здесь самым главным. Но у подданных Дамиана было свое представление об иерархии: сначала Хозяин воды и травы, потом князь, следом за ним капитан корабля… а все прочие, хоть какие там принцы, просто пассажиры. А то и вовсе — груз. Пока не выкупятся за золото. Дикие люди, что с них взять!
В небольшой каюте сильно пахло сыростью, должно быть, из-за плотно задраенных дверей. Светильник мощно раскачивался над столом, норовя прилететь кому-нибудь в лоб. Скрип переборок был слышнее, чем на палубе, отчетливее и, пожалуй, тревожнее.