Принцесса Конде
Шрифт:
– И какова судьба бумаги, которая нас всех так волнует? – осведомился принц. – Кажется, во время последней встречи у Гастона было решено, что искать ее будете вы, не так ли, любезный родственник?
– Это дело не одного дня! – раздраженно буркнул Лонгвиль.
Судя по звукам, он снова наполнял бокалы.
– Как правильно заметил аббат Ла Ривьер, слишком большой у нас выбор. Мне помнится, упоминались Мазарини, Нуайе, Шавиньи и Шарпантье.
– Превосходная память!
Раздались звуки шагов: кто-то из двух собеседников, наверное, Конде, стал неспешно
– Но мне кажется, милейший герцог, что вы лишь ловко водите всех нас за нос и поисками не занимаетесь!
– Я только и думаю, как найти эту бумагу! – вскипел герцог. – В том-то и дело, что только я один, и больше никто! Скорее всего она находится у Нуайе.
– С чего вы взяли? – полюбопытствовал принц, отходя к окну.
Те, кто прятался на подоконнике, опять затаили дыхание. Особенно Анна-Женевьева: если бы между нею и отцом не было портьеры, его рука коснулась бы платья дочери, так близко он стоял. Между тем принц начал в задумчивости поглаживать складки занавеси.
– Да с того, милый тесть, что Нуайе вдруг стал настраивать королеву против Шавиньи и Мазарини! Я предполагаю, что бумага у него, и он в нужный момент рассчитывает ею воспользоваться, чтобы подставить и того, и другого. Королева делит регентство с Гастоном, а Гастон в знак благодарности делает Нуайе первым министром. Возможно, Нуайе метит еще выше и замахивается не на пост первого министра, а на разделение регентства с королевой. При любом из этих раскладов Мазарини может даже остаться в любимчиках у королевы и сохранить кардинальскую мантию. Если, конечно, итальянец подсуетится и найдет себе союзников. Кроме этого хитрого лиса Шавиньи, который на самом деле вовсе не является другом кардинала. Помните, как он пытался не допустить, чтобы Мазарини получил кардинальскую мантию?.. Кстати, мои люди обыскали дом Шарпантье, вскрыли все тайники. Бумаги там нет. Это точно.
– А я думаю, что бумага у самого Мазарини! – спокойно заметил Конде. – Иначе бы он не вел себя словно картежник, у которого в рукаве запасная колода карт…
– Мазарини блефует! – усмехнулся Лонгвиль. – Я ему не верю. Позавчера он плакался мне, что у него нет денег. Это у него-то! Да одно аббатство Корбье, которое покойный кардинал подарил ему за помощь в разоблачении заговора Сен-Мара, приносит на восемьдесят тысяч ливров годового дохода! Этот итальяшка через несколько лет будет богаче нас, помяните мои слова!
– Вы что-то недоговариваете, любезный родственник, – слишком уж ласковым тоном произнес принц, отходя, наконец, от окна. – Никто из нас не питает нежных чувств к кардиналу, но вы в последнее время просто превзошли всех в этом вопросе!
– Еще не время говорить, принц. Еще не время! – В голосе Лонгвиля явственно проскальзывали нотки превосходства. – Я не блефую, это не в моих правилах. У меня и вправду есть козырные карты. Кстати говоря, информация нынче стоит дорого. Я в данный момент стеснен в средствах!
– Как! – воскликнул принц. – Вы уже истратили приданое моей дочери?
– Немного там и было! – небрежно отмахнулся герцог. – Всего лишь три миллиона и
Принц выразительно прокашлялся.
– Дорогой мой, вы темните. К моему великому прискорбию, я вынужден вам напомнить об одном обстоятельстве. Вы просили денег. Открыто я дать их вам не мог. Поэтому вы женились на моей дочери. К тому же, отдавая вам ее в жены, я прямо заявил, что делаю это с целью закрепить союз с вами не только политическими, но и родственными интересами. Ваши владения в Нормандии приносят немалый доход. Воспользуйтесь им. Я же ничего больше не могу добавить в ваш кошелек или, если вам так будет угодно, в кошельки ваших осведомителей. Во всяком случае, до тех пор, пока эта чертова бумага не найдется. Или я не получу информацию, которая в самом деле стоит дорого.
– У меня есть такая информация, сударь! – торжествующим тоном объявил герцог. – Извольте прочитать вот эту записку.
Раздался шелест бумаги. Анна-Женевьева до крови прикусила губы и сжала кулачки так, что костяшки побелели. Она осторожно высвободилась из рук де Ру, прислонилась к стеклу и из последних сил старалась сдержать переполнявшие ее чувства. Про содержание записки девушка уже не думала. Де Ру видел, что самолюбию гордой принцессы нанесен очередной удар. Каков принц! Продал свою дочь в обмен на весьма зыбкие перспективы политического лидерства!
– Вот так номер! – Конде даже присвистнул. – И откуда у вас эти сведения, дражайший зять?
– Из источника, который заслуживает полного доверия! – гордо заявил герцог. – Я все объясню позже. А пока что вернемся к гостям. Мы и так слишком долго отсутствуем.
– Да! – согласился принц. – Хозяин дома не должен оставлять гостей без внимания…
Послышался звук удаляющихся шагов, тяжелые дубовые двери закрылись, ключ повернулся в замке. Теперь Фабьен и Анна-Женевьева могли перевести дух.
Де Ру быстро спустился с подоконника и зажег свечу: ведь в кабинете было совершенно темно, а герцог, уходя, потушил все свечи.
Герцогиня по-прежнему стояла, прислонившись к стеклу. Похоже, что она была еще под впечатлением услышанного разговора.
– Ваше высочество, нам нужно отсюда уйти, пока есть возможность. Нас спасла чистая случайность. Я боюсь, что герцог вернется! – Шевалье старался говорить с ласковой настойчивостью, прекрасно понимая, что иной тон на герцогиню не подействует.
Анна-Женевьева оглянулась. Ее глаза были совершенно сухими, а губы сжаты так, что рот казался неестественно узким.
– Я хочу найти эту книгу! Вы же слышали: герцог показывал моему отцу расшифрованную записку!
– Ваше высочество, это безумие! Если вы совсем не заботитесь о своей безопасности, то пожалейте меня! Что будет, если ваш муж застанет нас здесь?
Девушка вздрогнула: нет, этого не должно было случиться. Она спрыгнула с подоконника, чуть не упала: де Ру еле успел поддержать ее.