Принцесса Намонаки

Сакрытина Мария

Но когда-то Ванхи долго втолковывал мне тонкости местной мифологии.

— Тануки? — устало удивилась я. — Ты ли это?

— Славно я тебя провёл, а? — оскалился енот. — Славно… — Он щёлкнул когтистыми пальцами, и в углу темницы появился стол с письменными принадлежностями. — Допиши свои записки, девочка. Они интересные, мне нравятся…

Он снова потянул носом, облизнулся, и я подумала, что он сожрёт императора. Только бы не здесь.

— Уйди, ради всего святого, — попросила я.

— Как прикажете, ваше высочество, —

улыбнулся Ванхи и дверь за ним закрылась.

Похоронно звякнул замок.

Я свернулась на полу в клубок и попыталась забыться.

Теперь я и правда заканчиваю эти записки. Делать-то всё равно нечего — и лучше бы со всем этим и правда покончить, потому что я вот-вот сорвусь, напьюсь туши и помру… несколько грязнее, чем хочет королева. Вряд ли она желает увидеть своего сына всего в… Ну, вы поняли. Тушь — это же вам не специальный яд, который убивает легко, словно ты заснул.

Что ж, поводя итог… Я всё-таки вылетела из игры, причём только из-за собственной глупости.

И мне не жаль. Правда. Зачем жалеть жизнь на лезвие ножа? Это была интересная жизнь, но с меня хватит.

Мне жаль только тех, кто погиб из-за меня. Так глупо, так… ни за что? Разве можно терять жизнь из-за такой, как я?

Как же здесь тихо… Мне постоянно чудится журчание воды, конечно, но это галлюцинации, я понимаю. Я пыталась достать до окошек под потолком, но, во-первых, они не больше вентиляционных отверстий, а во-вторых, они слишком высоко. И ничего, кроме низенького столика для письма в моей камере нет.

Я всерьёз подумываю повеситься на одном из серебряных крюков. Будет тяжело, неудобно, да и я ослабла настолько, что с трудом держу кисть — вряд ли смогу завязать крепкий узел.

Но когда станет хуже — я это сделаю. Смерть от жажды пугает меня больше.

В дверь я уже стучала — толку-то… Думаю, даже если я обезумею и попытаюсь разбить голову о стену, никто не явится на шум.

…Что ж, вот и конец моей истории. Как бы то ни было, она была интересной. Если бы не боль, я бы просто представила, что это посмертье или длинный, но очень реалистичный сон. Легла бы и умерла. Но смерть — это всегда боль.

Ладно. Держать себя в руках — по-другому я жить не умею.

Чёртова кисть, не могу удержать… Пора заканчивать.

Итак, Ванхи, раз ты единственный, кто это читает — пора прощаться. Если для тебя это вдруг важно: я тебя не виню. Я понимаю: здесь покупают и продают абсолютно всё, ты сам намекал, что купленная верность — вовсе не верность. А я хотела тебя купить, не знала только, чем.

Где-то у принца было стихотворение на такой случай. Сейчас вспомню… Что-то про цветы… Камелии… А, вот:

Когда упадут камелий лепестки

На красный саван от тоски,

Меня ты повстречаешь

В

саду, где мы цве…

(след от упавшей кисти)

Глава 19

Пятнадцатый день шестой Луны.

Привет, Ванхи! Я иду к тебе.

Угадай, зачем.

Громадный спойлер: раз я продолжаю вести этот дневник, значит, я жива.

Да, Ванхи, жива. У тебя хорошее воображение? Тогда представь, что я с тобой сделаю, когда вернусь.

Говорят, месть, как паразит, убивает своего носителя. Не знаю, не знаю — пока она даёт мне прекрасный повод жить. Я хочу отдать тебя Ли и улыбнуться так же мило и спокойно, как ты улыбался мне, когда оставлял умирать.

…Пешка, дойдя до края, становится королевой — вы забыли, государыня? Зря.

* * *

Дверь в темницу распахнулась.

Я выронила кисть, не закончив стих. И подумала, что сумасшествие, должно быть, заразная болезнь, потому что у меня галлюцинация.

На пороге стоял Ли.

Мир как обычно в его присутствии перешёл в «слоу мо», и вряд ли это магия — лишь моё дурацкое воображение. Я, как губка, впитывала образ Ли в память, думая, что если это сон — то счастливый.

Я всё-таки слаба. Ли даже сейчас был для меня как источник прохладной сладкой воды, отвернуться от которой просто невозможно.

«Почему ты просто не оставишь меня в покое?» — думала я, понимая, что сейчас этот мираж растает, оставив после себя одну только горечь. Как и вся эта дурацкая любовь — горечь и иллюзия.

Поэтому с большим трудом — мне очень хотелось смотреть на него, просто смотреть, это ведь совсем не много! — я отвернулась.

А он почему-то не исчез.

Ли шагнул ко мне, и краем глаза я заметила, как лунный луч сверкнул на его клинке, и тот вспыхнул. Серебряный или посеребрённый кинжал с простой рукоятью и вязью иероглифов, похожих на те, что опоясывали эту темницу. И горели, пока император не умер.

Ли встал передо мной на колени и тихо позвал:

— Госпожа?

— Уйди, — прошептала я.

— Госпожа, мне нужны ваши волосы.

Что?

Ах, ну естественно, не я же! Сейчас скальп снимет и уйдёт. Как в лагере Плащей, когда ему плевать было, что со мной сделают.

Я попыталась отодвинуться, но места в темнице было мало для двоих: я упёрлась спиной в стену. И сидела потом так, смотрела на Ли. Он всё ещё был для меня как желанный источник, ненавистный одновременно. Надо же — я и не знала, что так бывает! Как можно любить кого-то и в то же время ненавидеть?

Ли тем временем отрезал у меня (то есть, конечно, у принца) длинную прядь — она казалась змей в неверном лунном свете — и отошёл к столику с моей незаконченной запиской. Хитро скрутил эту прядь и что-то прошептал.