Принцесса Володимирская
Шрифт:
– Нет. Нисколько… Я помню все и сдержу слово! – решительно сказала Алина.
– Вы уже изменили ему отчасти.
– Я запоздала, правда; но я ведь полагаю, барон, что ваши дела таковы, что особенной поспешности с моей стороны и не нужно.
– Напротив, всякий день дорог! – резко отозвался Шенк.
– Ну… тогда… Я обещаю через два дня быть дома.
– У меня?
– У меня… У себя! Зачем же я к вам поеду? Я к себе вернусь. В свой at home [17] , как говорят здесь… – улыбнулась Алина.
– Этот ваш at home не существует! Все давно описано и продано.
Алина
– Ну что ж? Там дорогого для меня не было ничего! Куплю другую обстановку! Но где же живут Дитрих и Карл?.. У вас?
– Нет. Я, признаюсь, компании болванов не желаю. Нет, они оба на правительственном корму… В тюрьме.
– Что?!
– Оба в тюрь-ме! – протянул Шенк самодовольно.
Наступило минутное молчание. Шенк улыбался в темноте, довольный произведенным эффектом. Ему показалось, что молчащая Алина поражена.
Но вдруг окрестная тишина парка огласилась ребяческим и веселым хохотом Алины.
Даже довольный Шенк удивился.
– Вот женщины! – воскликнул он. – Жертвуйте им семьей, честью, душой!
– Да… И требуйте затем, чтобы они рыдали над всякой вашей глупостью! – воскликнула Алина весело. – Их переловили, как кроликов за уши ловят и сажают в кузовок, а я буду стонать и рыдать…
– Ну, это ваше дело! Но позвольте узнать о моем деле? Я ведь не кролик!..
– Да? – рассмеялась Алина.
– Да-с. Могу вас уверить. Не кролик и не дам вам случая посмеяться над собой таким же вот веселым смехом. Поэтому я должен вам напомнить ваше обещание, ваш долг относительно себя… Когда вы намерены пожаловать ко мне, на мою новую и большую квартиру?
– Через два дня, господин не-кролик.
– Очень рад. Если же вам что помешает быть, то на другое же утро препятствие это будет много устранено, господин кролик Осинский будет вызван на поединок и убит.
– Этого не понадобится! – сухо, но с оттенком горечи вымолвила Алина.
– Буду ожидать. Новый адрес мой: Койнт-стрит, 13.
– Скверное число. Сатанинская дюжина!..
– Число, подходящее для нас… как вы убедитесь сами.
И Шенк, раскланявшись насмешливо низко и почтительно, сел снова верхом и скрылся из глаз Алины в темноте ночи.
XI
Через два дня Алина исчезла из дома графа Богдана, оставив ему письмо.
Она уверяла возлюбленного в неизменности своего чувства к нему и обещалась вернуться! Важные обстоятельства, говорила она, заставляют ее покинуть его, но она твердо надеется найти его в Париже через полгода, а может быть и ранее, чтобы уже никогда не расставаться. До тех нор она советовала возлюбленному справить и устроить кое-какие формальности относительно своего семейства. Дело шло, конечно, о том, чтобы Осинский выпросил у родных дозволение жениться на ней и их благословение.
В минуту, когда Алина писала это письмо, она страстно была влюблена в изящного и красивого графа Богдана и была убеждена, что брак с ним был бы для нее истинным счастьем навеки и, кроме того, выгодной партией.
Миллионы Шенка ведь, может быть, одна выдумка и, пожалуй, еще одна лишь западня.
А
Единственное, что смущало Алину в случае брака с Осинским, – соседство Польши с Саксонией, а затем – месть Шенка. Он мог разыскать легко ее мужа, зная, куда для этого ехать, и мог еще легче найти местожительство графов Осинских, чтобы привезти туда Шеля.
И Алина горько теперь сознавалась в своей роковой ошибке, в легкомысленном поступке, то есть в ненужном признании, почти исповеди, на которой ее поймал Шенк.
Граф Богдан был в отчаянье после исчезновения Алины. Он не верил ей и надеялся, что она не решится его покинуть.
Около месяца проискал молодой человек свою возлюбленную…
Он выехал в Париж, убитый горем, ибо все поиски оказались напрасны.
И действительно, Алину было невозможно найти так, как ее искал граф: г-жа Мария Тремуаль уже не существовала на свете.
Ему бы следовало искать новоявленную в столице иностранку, приезжую с дальнего Востока, по имени – Алимэ-Шах-Намэт.
Встреча и первое свидание, первая беседа барона Шенка и красавицы были спокойно-злобные, но откровенные и резко искренние.
Алина прямо объяснила врагу-союзнику, что явилась заплатить свой долг, боясь его мщения, так как борьба для нее с человеком, способным на все, даже на убийство и грабеж, конечно, не по силам! Она обещала Шенку сделать, как он велит, – достать деньги, которые она ему должна, но затем уже считала себя свободной уехать куда ей вздумается и надеется, что он не будет ее вечно преследовать.
Шенк встретил ее резкими и холодными шутками насчет ее прихотей, ее возлюбленного и уверял, что постарается всячески скорее ее утешить и найти человека, который заставит ее забыть польского графа.
Первые дни Шенк ничего не объяснил Алине, возил ее по разным увеселительным местам, передал много денег на траты по пустякам и просил успокоиться.
И авантюрист снова оказался прав. Через несколько дней Алина менее злобно относилась к нему, повеселела, ездила под густой вуалью по магазинам, скупая всякую ненужную мелочь. Одним словом, красавица вошла в свою прежнюю роль и уже сознавалась, что хотя граф Богдан и милый малый, но сидеть вечно дома, вдвоем, беседуя исключительно о взаимной любви, несколько однообразно…
Теперь ей было веселее! А главное, теперь удовлетворялась другая кровная потребность, другая, владеющая ее существом, страсть – сыпать и швырять деньги. Собрать горсти золотых в кошельки, выехать из дому и, оглядываясь по сторонам, говорить себе: все мое! Оставить горсть в магазине, разбросать другую нищим, рассеять третью незаметно… где-то, кому-то… почему-то… И Алина не думала о том, что эти деньги, быть может, снова взяты с трупа убитого и, во всяком случае, добыты темным путем. Шенк – не Дитрих, чтобы брать деньги под векселя и обязательства. Еще менее думала Алина о том, что эти суммы увеличивают ее долг Шенку, который тяготил ее недавно и вдобавок связывал с ним и лишал свободы.