Принцип высшего ведовства
Шрифт:
Выругавшись – хорошо, что мамуля не слышала – я сунула ноги в тапки, на спинке стула нащупала махровый халат и, зевая до хруста в челюстях, побрела в ванную. Пожалуй, мне помог бы ледяной душ. Со студенческой скамьи хорошо известно, что тяжесть бессонной ночи смывается холодной водой…
Проходя мимо кухни, я услышала звон посуды – должно быть, господин инквизитор занимался изготовлением очередного полезного завтрака. Дверь осталась чуть приоткрытой, я заглянула в узкую щель… И что бы вы думали? Да, Эрик действительно был там, стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. А вокруг порхали, позвякивая, миски, чашки, ложки. Что ж… Шесть столетий, наверное, достаточный срок чтобы научиться вот так управлять собственным
– Ле-ра! Я знаю, что ты там.
В то мгновение мне захотелось убежать, но выглядело бы это… кхм… несолидно, что ли – и я вернулась. Приоткрыла дверь, сунула в щель голову.
– Доброе утро, Эрик.
Как же он был похож на нахохлившегося ворона. Мрачный и одинокий – но по глазам все равно ничего не прочтешь.
Он махнул рукой, отгоняя со своего пути блестящие стальные мисочки с салатами (они послушно повисли в сторонке, в полуметре от столешницы), шагнул в мою сторону.
– Тебе нехорошо?
И сколько наигранной заботы в голосе! Жалел бы, так не играл мной как кошка мышью…
– Плохо спалось, – я скривилась, – опять Малика приходила.
Эрик остановился в полуметре от меня, смерил любопытствующим взглядом.
– А что это она, тебя задушить хотела?
– Угу, – я развела руками, – чокнутая. Все требует, чтобы я отсюда сбежала.
– Не слушай ее, – Эрик ухмыльнулся, провел пальцами по взъерошенным волосам, – вот ведь тварь. А ко мне ни разу так и не пришла.
Мы помолчали. Но тишины не было: звякала посуда, становясь по местам, каждое блюдце – на свою позицию.
– А еще я видела Джейн, – буркнула я, – вернее, ее воспоминания.
Улыбка застыла на губах Эрика. Чашки печально звякнули и приземлились на скатерть.
– Не лезь к Джейн, – раздраженно произнес инквизитор, – для тебя там нет ничего… интересного.
Он отвернулся, махнул рукой.
– Все, иди, иди. После завтрака займемся делами. Ты ведь… не забыла?
Как же… забудешь тут…
Я осторожно прикрыла за собой дверь, оставив Эрика наедине с кастрюлями. Тьма, что окутывала мое бедное сердце, продолжала сгущаться, желудок так и норовил свернуться восьмеркой, а в висках, вместе с ударами пульса, билось одно-единственное имя. Андрей.
Потом я долго-долго стояла под ледяными струями душа и пыталась привести мысли в порядок, пока не явился Эрик со словами «Лера, завтрак на столе». Я выключила воду, выбралась на шершавый кафель с рисунком из осьминогов. Полотенце соскользнуло с крючка, пришлось наклониться, чтобы поднять его… И тут в углу, между стеной и душевой кабинкой, что-то блеснуло.
Ай-ай, Эрик, какой ужас. Признаки беспорядка в твоем доме?
Встав на четвереньки, я с трудом дотянулась до заинтересовавшей меня вещицы, а когда извлекла ее на свет, то почему-то испытала легкий приступ ревности. Хотя – Господи! – откуда ей взяться? Ревновать шестисотлетнего человека по меньшей мере неразумно…
На ладони моей лежала изящная золотая сережка. Очень старая, таких сейчас не делают. Маленький зеленый камень, ограненный и заключенный в филигранную сеточку – интересно, кому она могла принадлежать?
…Ох. Конечно же, Джейн. Я понятия не имела, откуда появилась уверенность в том, что сережка была собственностью зеленоглазой ведьмы – но каждая клеточка моего тела шептала об этом.
…Джейн.
И – меня словно швырнуло в ревущий водопад чужой безысходной боли и непонимания.
Как же так, Генри? Как же так? Почему. Ты. Так. Изменился ?!!
Снова стук в дверь.
– Лера, ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, – я сжала находку в кулаке, тряхнула головой, – сейчас выйду.
Как там сказала рыжая ведьма? Мой Дар преподнесет еще не такие сюрпризы. Что ж, посмотрим…
Я сунула
Эрик посмотрел на меня задумчиво, взял руку в свою, пощупал пульс.
– Ты плохо выглядишь. Ничего не болит?
Я промычала нечто неопределенное. Болеть-то не болело, даже под ребрами… словно пустота поселилась. Но вот моя реакция на прикосновение к чужим вещам?
– Твой знак меняется, – как бы между прочим заметил Эрик, – теперь он уже не похож на знак старины Себастьяна. Теперь это черт знает что…
И вот, я держу свой мобильник. Палец на кнопке с аккуратной зеленой трубкой. Одно нажатие – и нет пути назад, но как не хочется, и каким грязным кажется то, что должно, неминуемо должно произойти…
– Звони, – Эрик требовательно заглянул в глаза, – назначь ему встречу в десять вечера, в старой водонапорной башне.
Мое сердце совершило кульбит и ухнуло в ледяную прорубь. Городская водонапорная башня, вот уже лет десять как заброшенная и никому не нужная, была все это время известным притоном бомжей. Она вырастала серым бетонным грибом из земли городской, неподалеку от старого кладбища, стиснутая такими же серыми панельными пятиэтажками и ржаво-рыжими гаражами, одинокая, беззащитная – но вместе с тем смертельно-опасная. Находилось не много желающих прогуляться мимо в темное время суток, и дело было вовсе не в каких-нибудь пугающих и мистических происшествиях или городских легендах. Мало кому хотелось получить камнем по голове или ножом в живот. А когда я случайно проходила мимо башни еще в начале февраля, то неожиданно пришла к выводу, что даже бомжи покинули это место. Там не осталось ничего, кроме гор мусора и облезших кошачьих трупов. В черном провале двери виднелось начало ржавой лестницы, ведущей наверх… Так почему же именно там? Гм. Не было в нашем городке более удобного места для убийства. Случалось, конечно, грабили и калечили просто на улицах, но старая водонапорная башня… Если родственники не бросятся искать пропавшего, то тело там могло пролежать до-олго.
– Погоди, – я резким движением сложила телефон.
Эрик, который до этого сидел расслаблено в кресле, подался вперед.
– Что еще?
– Обещай, что если Андрей не имеет отношения к твоим… мм… делам, то он останется жив.
Мне показалось, что инквизитор побелел. Он и без того был бледноват, но сейчас вдруг лицо стало похоже на гипсовую маску, слепок с лица покойного царя. Затем Эрик глубоко вдохнул, выдохнул, и на его щеки помаленьку начали возвращаться краски жизни.
– Я… тебе обещаю, – он вновь откинулся в кресле, сложил пальцы домиком, – что если ты сейчас же не назначишь встречу, я рано или поздно найду твоего бесценного принца… кем бы он ни был, пусть даже ангелом во плоти… так вот, я его все равно найду и оттащу в инквизицию. Уже только то, что он принадлежит к так называемым «вольным», является предлогом для ареста и допроса. Ну а там, сама понимаешь. Он признается даже в том, что жрал мозги собственной мамаши. Звони.
Комната поплыла перед глазами. Господи! И с этим… с этим отморозком я целовалась? В него я вцепилась, как в спасительную соломинку? Слышала, как судорожно, взахлеб, колотится его сердце? Во рту внезапно стало горько, еще чуть-чуть, и меня бы точно стошнило, прямо на шикарный ковер цвета васильков.
И пока я судорожно глотала воздух, на меня со своего места взирал истинный палач. Я была готова поклясться – что ему было совершенно наплевать на то, сколько жизней он возложил на алтарь времени, и на то, сколько еще простых смертных отправится за облака. Все эти годы, все эти столетия он искал только одного человека… а остальное, вернее, остальные, не стоили и ломаного гроша. Vince sacrificans, как ни крути. Большая победа стоит дорого.