Принцип высшего ведовства
Шрифт:
– Где же он, где же он? – все бормотал санитар, – сколько их каждый день привозят-то… Да что же… все там будем… Ну куда же его положили?.. А, вот! Извольте. Только барышня того, зеленая уже вся.
И я увидела. Сначала бело-синее бедро. А затем, там, где должно было начинаться туловище – черно-коричневый провал, обрамленный острыми лоскутами кожи.
– Выпотрошили бедолагу, – издалека доносился голос санитара, – на поллитра-то дадите?
Голос этот плыл, накатывал волнами, шелестел мелкой рябью.
А взгляд мой полз и полз, выше и выше. До тех пор, пока не добрался до лица, которое когда-то…
– Почто барышню пугаете? – санитар уплывал от меня, словно горящая свечка по реке.
Потом платок Эрика упал на пол, я наклонилась, чтобы поднять, и…
Я лежала прямо на земле. Над лицом светились жизнерадостной зеленью лопухи. В просветах между листьями виднелся черный пиджак и золотые часы «Радо». Сильно пахло нашатырем.
– Зачем все это, а? – я приподнялась на локтях, – почему ты только и делаешь, что меня пугаешь и мучаешь? Разве я чем-то провинилась? Или ты уже не можешь по-иному? Привык, да?
Эрик сидел рядом со мной, обхватив руками колени, подтянув их к груди. В молодой травке запутался прозрачный пузырек, распространяющий резкий запах аммиачного раствора.
– Это то, о чем говорил Михаил, – тихо сказал он, не глядя в мою сторону, – еще одна жертва. Он продолжает использовать твой ментальный след, знает, что ты жива… Чего он добивается? Не знаю. Возможно, провоцирует инквизицию, чтобы продолжали поиски ведьмы Ведовой. Чтобы загнали нас, меня и тебя, в угол… Тогда ему будет легче уйти. Ведь никто не помнит, что я приходил к приговоренной ведьме. Никто не должен помнить…
– Эрик, – прошептала я, – не о том речь. Почему ты меня мучаешь? Ты меня ненавидишь? Но за что? За то, что я оказалась чересчур догадливой для только что родившейся ведьмы?
Он посмотрел на меня. В черных зеркалах отразилась я, растрепанная и жалкая. А когда стеклянная поверхность на миг покрылась трещинами, я вдруг почувствовала смертельную, безысходную тоску, которая, словно червь, глодала и глодала сидящее рядом древнее существо. И – опять зеркала. Эрик закрылся. То, что он показал, и так было непозволительной роскошью.
– Я пытаюсь донести до тебя одну мысль, – четко проговорил он. Поднял пузырек с нашатырем и сунул его в карман, – наш старина Яков очень опасен. Он и дальше будет убивать совершенно невинных людей. Он – сбесившаяся собака, которую должно пристрелить. Но для того, чтобы уничтожить Якова, потребуются жертвы. И твой… Андрей – он, возможно, станет одной из них. Если только не является нашим общим дружком, и не использовал тебя как маску. Скажи, можешь ты быть в нем уверена? Лично я в этом сомневаюсь… Но убийца будет найден, поверь.
Я закрыла глаза. Вздохнула. Есть люди, которых не переубедить и не уговорить. Эрик, судя по всему, относился именно к их числу.
– А если Андрей все-таки не Яков?
– Тогда мы приступим к поискам того паренька, которого ты самонадеянно пыталась приворожить.
– Не нужно его искать, – дыхание сбилось, и глаза защипало, – не нужно… ты только что… мне его показал.
Эрик снова положил подбородок на сцепленные пальцы рук и мечтательно уставился в пространство.
– Что ж… тем лучше. Круг
– А если все-таки это не Андрей?
– Побеседуем с твоей подругой Ингой.
– Да ты совсем с ума сошел, – я вздохнула, – Инга, она же…
– Яков мог преобразиться, – инквизитор улыбнулся, – он знает, что по его следам идут.
– Джейн?
– Нет.
– А если и Инга всего лишь обычная ведьма?
– Тогда нам останется только одно средство, – неохотно сказал Эрик, – но мне не хотелось бы его использовать. Совсем не хотелось бы…
До вечера мы успели исколесить весь город, дважды перекусить в самых дорогих ресторанах, где на меня смотрели как на оборванку, и посетить умопомрачительный бутик – опять-таки, чтобы больше на меня «не смотрели как на оборванку». После визита в бутик на заднем сиденье «Туарега» хрустко шелестели цветные пакеты и шуршали коробки. Женская мечта, да и только – а у меня складывалось впечатление, что Эрик старается меня порадовать. Ну хоть чем-нибудь. Последний ужин для приговоренного к казни через повешение, последняя радость для неизлечимо больного ребенка. Под конец дня он затащил меня в ювелирный магазин и потребовал у продавца свой заказ, который оставлял на доработку.
– К чему это? – я устало подняла на него глаза.
Эрик неопределенно пожал плечами.
– Потому что я так хочу.
– А оно мне еще понадобится? – скривилась я, – или один день могу и поносить?
– Не болтай глупостей, – Эрик нахмурился, – мне неизвестна ни одна женщина, которая бы отказалась от украшений.
В результате я обзавелась массивным перстнем из белого золота. В центре мятным холодком переливался крупный изумруд, а вокруг, по оправе, крошечными звездами мерцали бриллианты.
– Нравится? – инквизитор с интересом следил за тем, как я поворачиваю руку в свете витрины и рассматриваю перстень.
– Кажется, оно не было предметом первой необходимости, – съязвила я.
– Но оно может стать им в один прекрасный момент, – парировал Эрик и совершенно будничным тоном добавил, – девять часов, Лера. Пора.
Я зажмурилась. Да, да… Как же я могла забыть, даже на несколько минут – о том, что сегодня мы охотимся на Андрея? А перстень… Захотелось сорвать его и зашвырнуть куда подальше. Хотя глупости все это, и уж конечно, не остановит Эрика. В последнее время мне все казалось, что пытаться помешать этому порождению средневековья – все равно что стать на пути мчащегося локомотива. Я поежилась и отвернулась к окну: в густой темноте весеннего вечера плыли, смазываясь, разноцветные огни витрин, мелькали размытые силуэты прохожих. Что ж они расплывчатые такие? Ох, Лерка, Лерка. Тебе лишь бы всплакнуть…
Потом исчез яркий калейдоскоп городской ночи. Эрик припарковал машину у крайнего подъезда пятиэтажки, неподалеку от первого блока гаражей, кивнул мне повелительно – мол, вылезай. Я подставила лицо порывистому ветру, шмыгнула носом. В воздухе витал незабвенный аромат помойки, напоминающий о близости старой водонапорной башни.
– Ты пойдешь со мной?
И мне показалось, что в потемках глаза Эрика блеснули парой рубинов.
– Нет. Ты пойдешь, поднимешься на самый верх, на площадку… И будешь ждать там. А я… буду позже.