Принцип жирового тела
Шрифт:
Через день, когда я возвращался из школы домой, я увидел во дворе плотника дядю Сережу, которому я часто носил в его мастерскую в подвале всякие деревяшки, чтобы он мне что-то подпилил или подстрогал, и однажды мы с ним вместе сделали замечательный скворечник, то есть делал, в основном, дядя Сережа, а я ему помогал, как умел.Дядя Сережа сидел на лавочке, и на нем был надет костюм с орденом Отечественной Войны на пиджаке, хотя 9 Мая давно прошло. Подойдя поближе, я увидел, что он сильно и нехорошо пьян. Увидев меня, Дядя Сережа поманил меня пальцем:
– Поди сюда, Ленька!.. Я тебе что скажу… Я недоверчиво подошел к нему. Дядя Сережа цепко схватил меня за плечи и подтянул
– А ну, Ленька, посмотри на меня, как ты на отца с мамкой смотришь!
– А вам зачем?
– удивился я.
– Хочу вспомнить, как я сам на жизнь смотрел, когда малой был, такой как ты сейчас. Я опять удивился:
– А что, разве не одно и то же?
– Нет, Ленька, совсем не одно и то же!
– горестно сказал пьяный дядя Сережа, а затем вдруг притянул меня еще ближе к себе, так что я сильнее почувствовал тяжелый запах перегара, и тут его лицо исказилось хитрой, циничной и в то же время страдальческой ухмылкой:
– А дядя Ваня-то наш - того! Умер, значит…ровесник мой - сказал дядя Сережа, заговорщицки мне подмигивая и понизив голос до суеверного шепота - Вот так… жил человек жил… А для чего жил? А теперь, вот видишь, помер…
– А я знал, что он скоро умрет - сказал я. Дядя Сережа резко отпустил, почти что оттолкнул мои плечи:
– Откель ты, малец, мог такое знать?!
– А он позавчера шел по двору, и я видел, что он уже сам знал, что он совсем скоро умрет. Он понял, что он зря так сильно пил, и он хотел, чтобы мы все его простили… Только он… никому ничего не сказал. Вы, дядя Сережа, пожалуйста, не пейте, как дядя Ваня, а то… - на этом "а то" я запнулся, мне было стыдно продолжать свою мысль, и я не закончив фразы и даже не попрощавшись, побежал к себе в подъезд.
Итак, я подтвердил опытным путем свою очень важную догадку о смерти: она не только неизбежна физически, она не только отравляет человеческую жизнь знанием о ее существовании и неотвратимом приближении, но она также тайно гнездится где-то в человеке и может проявить свою власть еще при жизни, заставить человека преобразиться и изменить его чувства и мысли. И с того дня я еще больше утвердился в мысли, что жизнь и смерть не отделены друг от друга, а взаимопроникающи, и что смерть может прийти раньше, чем уйдет жизнь, и позвать жизнь за собой туда, где жизнь кончается и остается только смерть.
Потом, прочитав маленький рассказик Даниила Хармса под названием "Пакин и Ракукин", я даже стал иногда представлять себе, как смерть крепко держит жизнь за руку, как ангел смерти Ракукинскую душу, и ведет ее за собой. Вот только я не мог представить, куда именно смерть ведет жизнь, и что при этом чувствует жизнь: страх, отчаяние, обреченность, безнадежность? А может просто усталую и бессильную покорность? Или надежду на какое-то тайное избавление, на возрождение когда-нибудь в будущем? У меня до сих пор нет однозначного ответа на этот вопрос.
Я могу только догадываться о том, что смерть, которую дядя Ваня принес с войны, напоминала ему о себе всю оставшуюся жизнь, заглядывала в глаза и вкрадчиво брала за руку. Дядя Ваня был простой человек, и защищался от нее как умел. Он так и не смог найти в себе нравственной силы жить, и потому все время находился в переходном состоянии между бытием и небытием, пропитывая свой мозг алкоголем. Но когда смерть подошла совсем близко и изготовилась к последней атаке, страх прошел, и дядя Ваня встретил ее с открытым забралом.
После разговора с дядей Сережей я пришел домой, бросил портфель в угол, сел и задумался. Я вспомнил искореженный от старости целлофановый пакет, вспомнил старую, больную, смертельно уставшую от жизни муху
Дядя Сережа умер через год, летом, когда я был в пионерском лагере. Потом кто-то ночью взломал дверь в его мастерскую в подвале и украл его инструменты. Пустой подвал быстро захламили и загадили. Две младших дочери дяди Сережи одна за другой вышли замуж и уехали, а его вдову, тетю Марину, я еще много лет видел во дворе. Каждый выходной она надевала темный платок и с корзинкой в руке отправлялась на кладбище "навестить", как она говорила, покойного супруга. Это неожиданное по отношению к умершему слово "навестить" яснее ясного свидетельствовало, что не я один не мог примириться со смертью, и что ходила тетя Марина на кладбище в гости не к мертвому дяде Сереже, а к живому, как я сам когда-то в Харькове шел на кладбище навестить дедушку Гришу.
5. Снаружи и изнутри.
Я вдруг как-то неожиданно вырос, став выше и шире всех в классе, и также неожиданно окончил школу, хотя мне еще недавно казалось, что школа будет тянуться целую вечность. Школу я окончил всего с одной четверкой по математике, и из-за этой четверки не получил медали, которая досталась мальчику из семьи, лучше подходившей по анкете: собственно, с этой целью мне и вывели четверку за год. Это обстоятельство не дало мне возможности поступать на философский факультет МГУ, о котором я мечтал в старших классах, без риска быть призванным в доблестную Советскую армию, от одной мысли о которой у меня в спине вибрировал позвоночник и начинало тошнить, как тошнило, когда я первый раз в жизни попробовал водки на выпускном вечере. Я не слишком жаловал смерть даже в ее, так сказать, естественном варианте, а насильственная смерть, и тем более, смерть по приказу начальника, своя или чужая, казалась мне чудовищной и противоестественной вещью, существование которой в обществе я считал одним из самых страшных и уродливых атавизмов, оставшимся с тех доисторических времен, когда человек еще был примитивным дикарем с дубиной, не обремененным ни интеллектом, ни гуманистическими идеями.
После некоторых размышлений я поступил в медицинский институт, как наиболее близкий к той проблеме, которая меня одновременно угнетала и страшила, и в то же время странным, болезненным образом интересовала и притягивала меня всю мою сознательную жизнь. Я конечно понимал уже тогда, что врачом я работать, скорее всего, не смогу по складу своего характера, но меня привлекала возможность получить необходимые знания, а затем постараться поступить в аспирантуру и сделать проблему старения и смерти темой своих научных занятий. Таким образом, я погрузился в изучение анатомии, физиологии, биохимии, гистологии с эмбриологией, а затем и клинических дисциплин. В институте я узнал, как с возрастом меняется метаболизм, гормональный баланс, каковы функциональные и органические возрастные изменения в органах и тканях, какие из них поддаются медикаментозной терапии, а какие полностью необратимы, как например, атеросклеротическая бляшка.