Приносящая надежду

Воронина Тамара

Маркус продолжал уговаривать ее, словно нутром чувствуя ее намерения. Да, конечно, защитница и спасительница из нее та еще, ни драться не умеет, ни огненными шарами швыряться, вот разве что царапаться, да против серьезных врагов этого умения маловато – и так далее. А ей и не надо мечом махать. Ей достаточно оказаться рядом и взять за руку – пусть потом догоняют. Хоть братья Умо, хоть Кристиан, хоть кто. В конце концов в безвыходном положении она может и дракона позвать, даже интересно будет посмотреть, как неведомые (или ведомые?) враги удирают от этого летучего огнемета.

Она прилегла поверх одеяла и уставилась в окно, где все чернее становилась беззвездная ночь. Нет, дружище, и не надейся, тебя с собой

не возьму, против меня – маги, а ты против магов, увы, еще беспомощнее меня, я хоть сбежать могу или на помощь позвать. Твой меч против магии бессилен. Не Эскалибур и не Гвендаль… Вот Гвендаль – откуда это? Огромный двуручник, который носили не в ножнах, а на плече, как дубинку, потому что этакую махину невозможно было вытянуть из ножен – размаха руки не хватало… Из книжки, ясное дело, только вот из какой? Как давно это было, когда магия и меч – только в книжках, от которых культурные люди носы воротят, потому что не бывает… Не бывает, как же… Прости, Маркус. Я вернусь.

* * *

Здесь тоже было темным-темно. Звезды мерцали где-то очень высоко, даже крупные довольно, только когда э это звезды давали достаточно света, чтоб можно было передвигаться без риска свернуть шею? Луны не было. И даже новорожденного месяца тоже не было

Рош!

уходи, лена. уходи отсюда.

Щас. Лена подобрала юбку, с острой тоской вспомнив божественное удобство старых джинсов и еще более божественный технический прогресс в виде фонарика, и осторожно пошла по направлению его мысли. Вот именно так – она чувствовала, откуда пришел его ответ. Конечно, это может быть и километр, и сто километров, ничего, мы, Странницы, уже в пеших переходах натренировались, съедобные корни и плоды отличаем от несъедобных и при необходимости способны на всякие чудеса типа огонь добыть после часа мученья и пыхтенья. Эх, ну почему эльфы видят в темноте лучше кошек? И вообще, почему они – лучше? Такое впечатление, что господь бог шесть дней не мир поэтапно создавал, а тренировался в творении разумных: начал с орков, перешел в гарнам, там к людям и так, постепенно ликвидируя недостатки и увеличивая достоинства, добрался до почти безупречных эльфов. Может, мы, люди, так – промежуточное звено творения или тупиковая ветвь? Только очень уж живучая и легко приспосабливающаяся ветвь. Слиняли себе в миры, лишенные магии, и давай там скоропостижно развивать не себя – еще чего, над собой трудиться, это долго, сложно, жизни не хватит, нам проще не себя привести в соответствие с природой, а природу под себя подогнать… Не умеем проходы открывать? А пофиг, мы паровоз изобретем, самолет, ракету… Не умеем для огненного смерча просить силу у солнца? А зачем себя, любимого, так напрягать, мы пилота за штурвал – и все триста мегатонн сверху хрясь… вот вам и огненный смерч, после которого не остается и пепла, и земля коркой берется, и песок превращается в стекло…

Ладно хоть платье не рвется, от юбки уже клочья по всем кустам висели бы. Но коленки не казенные, свои коленки, поэтому очень, ну просто до невозможности хочется фонарик или хотя бы кошачье эльфийское зрение. Мы вот рождены, чтоб сказку делать былью, а что такое сказка – не знаем, потому как фантазии не хватает поверить, что сказка и так уже быль, только не под носом, а чуточку в стороне. Никакого всеобщего равенства, конечно… Стоп. А почему это – нету, когда очень даже есть? Вот у эльфов. Равнее некуда. И между собой конфликты несерьезные. И власти особенной над ними нету, анархия – она ведь только в головах бывает, а не в обществе. А если в голове порядок,

то начнешь соображать, что, сколько бы у тебя ни было свобод и возможностей, у соседа их ровно столько же, и лучше благополучно пользоваться теми, что бесконфликтны, чем драться за какую-то лишнюю и, в общем, не особенно нужную свободу не с властью – нету власти! – а с соседом…

И в то же время плевать на соседа, если на его дом напали, женщин перенасиловали, мужчин в лучшем случае избили… Ну и что? А люди – лучше? «Моя хата с краю» – это не эльфы придумали.

Или правда так: равновесие в обществе неизменно связано с равнодушием общества? Тоже плохо. Еще хуже, чем философ из Ленки Карелиной, которая, сопя и кряхтя, лезет по кустам, расшибая ладони и колени и цепляясь волосами за ветки, и такая умная, такая умная, что даже заплести волосы сообразить не может.

Лена остановилась и торопливо заплела косу, стянув кончик на двадцать раз перекрученной серебряной цепочкой-резинкой. Идти стало гораздо приятнее, потому что когда дерево или куст выдирают из тебя не две волосинки, а сразу приличный пучок – это комфорта не добавляет…

– Ну вот и ты, – услышала Лена голос, автоматически сунула кулачком в том направлении, попала, ушибла пальцы, то ли в доспех угодила, то ли в зубы, но подумать не успела, потому что ей тоже… сунули кулачком, и сразу светло-светло стало… и погасло.

Сначала вернулся слух.

– Скучно, – вещал голос Корина Умо, – насколько же люди предсказуемы, даже эта твоя подружка. Я, кстати, не уверен, что она принадлежит к человеческой расе. Мало ли что похожа. Ты вон тоже похож, однако не человек, хотя мечтаешь. Как можно мечтать стать человеком?

– Я не мечтаю. Я человек и есть. Суть не в крови, а в мировоззрении.

Голос шута был усталым и равнодушным.

– Мировоззрении… – фыркнул Умо. – Слов-то каких нахватался… Дикари. Ничего своего. Ты можешь мне не верить, но все, что есть у людей хорошего, они получили от нас.

– Могу, – согласился шут, – и не верю. А ты можешь верить, что лучше эльфа зверя нет, только вот рискнешь ли сообщить это дракону?

– Что драконы? Сильны, конечно, только ведь им наши миры – всего лишь курятник. Они здесь яйца кладут, что-то в их мирах не годится для вызревания яиц. И если эти яйца не трогать, то и драконы в твою сторону даже не посмотрят. А ни один эльф никогда не прикоснется к драконьему яйцу. Ну скажи, что привело твою подружку сюда? Каким образом она надеялась тебе помочь, а? Что она может против меня? Дракона позвать? А как, если амулет – вот он, недалеко от нее, но не у нее?

– Тебе не понять, что ее привело.

– А ты объясни. Я догадливый.

– Ты хоть раз слышал такое слово – любовь?

– Слово слышал. Хорошее слово. Менестрели поют. Ну вот он, результат любви. Ты у меня, и она у меня. А ты мне нужен только как инструмент. Она на тебя посмотрит – и сразу ласковая-ласковая станет. А ты посмотришь, как она станет любить меня. Ведь муж твоей мамаши смотрел, как ее любят твои отцы?

Лена приоткрыла один глаз. Второй не открывался и болел. Опять синяк и всю морду перекосило. Шут стоял в десяти шагах от нее, привязанный к кресту – не стеклянному, разумеется. Просто столб, к которому приколочена перекладина. Щека разодрана, кровь уже запеклась, куртка в клочья и тоже в крови…

– Очухалась? – Умо ткнул ее носком сапога в бок. Не пнул. Даже не больно. Так, пошевелил, проверил, живая или нет. – И славно. Мне, знаешь, хочется, чтобы ты все прочувствовала, как следует. А потом иди куда хочешь. Вместе с полукровкой своим.

– Не получишь ты от меня силу, – сообщила Лена. – Никаким путем. Ни любовью, ни страхом, ни яростью.

– Ну да? Получу, милочка, непременно получу. Кто тебе сказал, что твою силу нельзя взять? Что нет такого способа?