Принуждение, капитал и европейские государства. 990- 1992 гг
Шрифт:
3) в результате усилий по собиранию вооруженных сил не появляются устойчивые и характерные черты государственной структуры;
4) правители сознательно принимаются строить государства по заранее разработанному плану и преуспевают в том, чтобы точно следовать таким планам;
5) некоторые или все установленные опытным путем закономерности, выделенные мной, — а именно: a) география формирования государств, b) характерное включение городских олигархий и институтов в структуру национального государства, c) развитие представительных институтов, несмотря на то что они противоречат интересам правителя, d) движение политических и коммерческих сил в направлении от Средиземноморья к Атлантике, e) упадок городов–государств, городов–империй, федераций и религиозных организаций и f) переход от войн к громадным сражениям массовых армий и флотов — на деле не соответствуют историческим фактам;
6)
Если хоть что–то из перечисленного окажется верным, в моих аргументах надо будет усомниться. Если все верно, то я совершенно не прав.
Под угрозой оказываются важные теоретические положения. Так можно ожидать, например, что сторонник представления Джозефа Страйера о том, что миротворческая деятельность монархов внутри страны началась гораздо раньше и была гораздо важнее в принятии людьми государства, чем это следует из моей работы, поддержит тогда и большинство других обвинений против предлагаемого здесь анализа. Можно ожидать, что сторонник Дугласа Норта будет утверждать, что в основе множества перемен, которые, я считаю, были вызваны подготовкой к войне, по его мнению, лежит создание государства и защита прав собственности. От сторонника Иммануэля Валлерстайна можно ждать, что он будет приписывать гораздо большее значение, чем я, государственной деятельности в продвижении и поддержании интересов капиталистов. А сторонник Пери Андерсона возразит (по крайней мере в том, что относится к середине рассматриваемого мной периода), что я сильно недооценил вклад европейской знати в создание громоздких «абсолютистских» государств. Так что признание моих построений правильными или неверными зависит от широко обсуждаемых разногласий по поводу формирования европейских государств.
Построенный нами список можно считать списком правомерных, полуправомерных и неправомерных критических замечаний (о нашей книге). Было бы правомерно и уместно установить, что одно из перечисленных обстоятельств или похожее обстоятельство, вытекающее из моей аргументации, применимо к некоторому достаточно большому отрезку европейского прошлого. Было бы полуправомерно продемонстрировать, что некоторая аргументация не распространяется на достаточно крупные, долгосрочные характеристики некоторых государств. (Этот критерий был бы лишь полуправомерным, потому что показывал бы, что мы привели неполный аргумент — что я с готовностью признаю, — а не ошибочный.)
Неправомерно было бы жаловаться, что я не принимаю во внимание некоторые переменные величины, которые критикам кажутся важными: физическую среду, идеологию, военные технологии или что–то еще. Критика отсутствия некоторых переменных может быть оправдана только тогда, когда критик докажет, что пренебрежение именно данной переменной величиной искажает оценку соотношения между другими переменными, которые учтены при нашей аргументации. Вопрос не в том, чтобы учесть все (что бы это ни было), но в том, чтобы правильно определить главные соотношения.
Имея в виду именно эту цель, мы сосредоточимся в следующей главе на изменении географии городов и государств в Европе за рассматриваемые тысячу лет. В главе 3 остановимся на механизмах, посредством которых правители государств приобретали средства для осуществления своей основной деятельности — специально для создания вооруженных сил — и употреблении этих механизмов в структуре государства. Глава 4 посвящена отношениям между государствами и гражданами, в ней прослеживается процесс формирования больших, многофункциональных государств путем переговоров. В главе 5 мы рассмотрим альтернативные пути формирования государства, выявляя результаты различных типов отношений с капиталом и принуждением. В главе 6 европейские государства рассматриваются как взаимодействующие стороны, как система, которая своим действием ограничивает действия составляющих ее членов. В главе 7 мы подходим к нашему времени и размышляем о современных отношениях между капиталом и принуждением, пытаясь понять, почему военные захватили власть во многих государствах после Второй мировой войны; мы также попытаемся определить, каким образом европейский опыт помогает нам понять бурную жизнь государств наших дней.
Города и государства Европы
Когда Европы еще не было
Тысячу лет назад Европы не было. За десять лет до 1000 г. примерно 30 млн человек, живших в западной части евразийского материка, не имели достаточных причин считать себя единым народонаселением с общей историей и общей судьбой. Они и не считали.
С точки зрения торговых и культурных связей тысячелетняя «Европа» распадалась на три–четыре слабо связанные между собой группы стран. Восточная группа примерно соответствовала теперешней европейской России, здесь поддерживались тесные связи с Византией и главными торговыми путями через Азию. Средиземноморская группа объединяла мусульман, христиан и евреев и имела еще более тесные связи с великими метрополиями Среднего и Ближнего Востока и Азии. Построманская система больших и малых городов, дорог и рек, особенно густых на пространстве от центральной Италии до Фландрии, имела ответвления в сторону Германии и Франции. Можно выделить также отчетливую северную группу, включавшую Скандинавию и Британские острова. (Многие из наших ярлыков недостаточны в том смысле, что они вневременные. Не желая вводить тяжеловесные географические обозначения, мы вынуждены пользоваться такими обозначениями, как Германия и Британские острова, с оговоркой, что их употребление не предполагает точного политического или культурного соответствия с современным Германии или Британским островам.)
Рис. 2.1. Европа в 406 г. н.э. (по Colin McEvedy, The Penguin Atlas of Medieval History, Penguin Books, 1961. Copyright © 1961 Colin McEvedy)
В 990 г. большая часть бывшей Римской империи находилась под контролем мусульман: это были южные берега Средиземного моря и большая часть Пиренейского полуострова, не говоря уж о бесчисленных средиземноморских островах и нескольких пунктах по северному побережью. Довольно слабо сочлененная Византийская империя протянулась от восточной Италии до восточной оконечности Черного моря, а на севере еще более неопределенное российское государство достигало Балтики. Датскому королевству принадлежала власть на территории от западной Балтики до Британских островов, в то время как поднимавшиеся Польское, Богемское и Венгерское княжества контролировали территорию южной Балтики. На западе от них лежала Саксонская империя, претендовавшая на то, чтобы быть наследницей Карла Великого, а еще дальше на запад королевством Франция правил Гуго Капет.
Ни одно из этих смутно знакомых нам названий не должно заслонять от нас того факта, что все они были раздробленными суверенитетами, каковая организация в то время господствовала на всей той территории, которая позднее стала Европой. Императоры, короли, князья, герцоги, халифы, султаны и другие властители в 990 г. были, главным образом, завоевателями, взимателями дани и рантье, а не теми главами государств, которые бы в течение продолжительного времени и на всей территории контролировали жизнь в своем царстве. Внутри их юрисдикций к тому же соперники и непокорные подданные часто прибегали к использованию в своих интересах вооруженных сил, нисколько не заботясь об интересах номинальных суверенов. На всем Континенте изобиловали наемные армии, и нигде в Европе не было чего–нибудь похожего на национальное государство.
Рис. 2.2. Европа в 998 г. (Там же)
Фрагментарный суверенитет был особенно характерен для этих расползавшихся, эфемерных государств, где сотни княжеств, епископий, городов–государств и других форм власти, перекрывая общие территории, осуществляли также контроль во внутренних районах страны (hinterlands). В 1000 г. папа, византийский император и император Священной Римской империи претендовали на власть на большей части Апеннинского полуострова, но на самом деле почти все важные города со своими экономическими зонами действовали как независимые политические агенты. (В 1200 г. на одном Апеннинском полуострове было 200–300 отдельных городов–государств (Waley, 1969: 11).) За вычетом относительно урбанизированных мусульманских территорий, обычно соотношение величины государства и густоты городов в нем было обратным: где было много городов, там было мало раздробленных суверенных государств.