Приобщение к чуду, или Неруководство по детской психотерапии
Шрифт:
Судя по крайней мере по тем детям, которые попадают ко мне (к счастью, в этом разрезе я вижу всего лишь часть общества), критическая родительская установка в детские годы отзывается неадекватной самооценкой… уже в самом детстве.
Они так похожи друг на друга: мать и дочь. Обе маленькие, пухленькие, симпатичные. Но в глазах матери – тревога и смятение, в глазах дочери – вина и страх. Выясняется, что дочь учится уже в третьем классе специализированной английской школы и является круглой отличницей (что почти невероятно для такого рода школ, славящихся своей строгостью и высокой нагрузкой).
– А главное – вот это! Я случайно нашла это в ее столе! – дает мне Ее мама сложенный в четверть листок и тут же начинает плакать (точнее, пытается срочно вернуть слезы обратно в глаза).
На листке фломастерами нарисован ужасного вида красный черт, который как бы произносит: «Ты отвратительная лентяйка, ты трусливая и тупая. Твое место в аду!», от черта идет стрелка в; жуткую черноту, над которой написано «ад». Меня эта весьма выразительная картина тоже сильно впечатлила. Я смотрю на дочь, у которой по-прежнему в глазах вина и страх.
– Это твой рисунок?
– Да.
– И кто эта трусливая и тупая лентяйка?
– Я, конечно.
– А откуда ты про это знаешь? Тебе сказал кто-нибудь или ты сама так решила?
– Я сама знаю, что это так.
– Ты всегда такой была или недавно стала?
– Недавно стала, когда получила четверку в четверти по чтению из-за того, что получила двойку за стих. Теперь боюсь отвечать у доски. А мама говорит, что это потому, что я ленюсь, и потому, что я трусиха.
– То есть ты теперь плохая?
– Конечно!
– А «твое место в аду» – это значит, что когда ты вырастешь и умрешь, ты попадешь в ад за то, что была плохая в третьем классе?
– Нет, это значит, что мне лучше сейчас умереть, чем жить такой плохой. Я заслуживаю только этого и ада после того, как умру. Но я такая трусливая, что даже умереть боюсь, – говорит Она очень серьезно, твердо и печально.
Я оборачиваюсь к маме, которая при этих словах даже перестает пытаться удерживать уже неудержимые слезы. Мы долго разговариваем с ней о том, что для нее важнее всего, про ценность жизни, школьных оценок, психического здоровья ребенка, ее будущего, ее настоящего. В ее голове, судя по всему, многое проясняется.
С дочерью мы встречаемся всего несколько раз, и за это время Она «открывает» для себя давно существующие таланты, критически разбирается со своей «плохостью», признает себя красивой и отказывается от решения умереть. Она сталкивается со своим паническим страхом оценивания «со стороны», отчасти проживает его, когда мы играем в учительницу и ученицу. К Ней возвращается энергия и робко просыпается вера в себя.
Надо отдать должное Ее маме, теперь поддерживавшей Ее в неудачах, которые случались все реже, и радовавшейся Ее успехам.
Страшно
Разницу в родительском подходе к воспитанию, а значит, и в подходе общества, мне удалось хорошо почувствовать, неоднократно бывая в Америке. Любой американский ребенок, учась плавать, занимаясь балетом, пением, спортом, будет непрерывно слышать похвалы и поддержку в свой адрес. «Хорошая работа! Отлично! Здорово! Потрясающий удар! Замечательно!» – слышит ребенок практически после каждого, на самом деле не всегда такого уж замечательного, своего проявления. И дети не становятся от этого менее старательными, наоборот – у них есть стимул пробовать себя в разном, и им очень важно быть успешными.
Успех – один из важных критериев американской жизни, и из детей с самого младенчества растят успешных граждан общества, веря в их таланты и возможности и всячески поддерживая в детях стремление к их проявлению и раскрытию.
Моя американская племянница в свои тринадцать лет сказала: «Когда я вырасту, я буду великой оперной певицей, великой писательницей и великой баскетболисткой». «Конечно», – только и ответил ее американский папа. Только и всего. Никаких тебе: «Так не бывает! Какая оперная певица с твоим голосом?! Баскетбольный мяч уже год как в руки не брала! Ты сначала читать-то толком научись, потом уже в писательницы собирайся! И почему великой? Что, мания величия спать ночами не дает?» и т. д. Простое «конечно» позволит ей стать тем, кем она захочет и сможет сама. Возможно, не тем, не другим и не третьим. Но кем-то, кто будет уверен в том, что способен на многое.
Завышенная самооценка вовсе не означает, что ребенок реально оценивает себя выше всякой меры (как иногда кажется учителям и родителям), а значит лишь то, что на самом деле она у него все равно занижена, и то, что может представляться вовне как неумеренная похвальба и высокомерие на поверку оказывается всего лишь компенсацией собственной неуверенности или протестом против массы негативных оценок извне.
Только реальная вера в то, что любой человек хорош сам по себе вне зависимости от его умений и стараний, может многое изменить в его картине мира, а уж поддержка и некритичная заинтересованность в его деяниях и проявлениях совершают просто чудеса!
Таланты маленького человечка – это зерно, из которого может вырасти самое диковинное растение. Поддержка и вера – это удобрение для него, критика – это ненастье, ветер, дождь, снег. И если ветер дует слишком сильно и слишком часто, то зерно может так никогда и не взойти.
Кастрюлька со злостью
Большинство здоровых людей устроены так, что они смеются, когда им весело, плачут, когда им грустно, страдают, когда им больно, ругаются и кричат, когда их что-то разозлит. И это естественно, правда?
Карапуз в цветастом комбинезоне радостно осваивает мир на неокрепших ножках, но закон земного тяготения действует даже на симпатичных малышей, и он шлепается в ближайшую лужу, слегка покрытую льдом. Не то чтобы он очень ударился – скорее, испугался, и слезы уже ударили в нос… Реакцию большинства российских мам можно предугадать: раздраженный тон или крик «Я же говорила, надо осторожнее! Зачем ты туда полез?». И вот уже совсем страшно, потому что и так все непонятно и неожиданно, а еще мама так кричит, так злится…