Приобщение к чуду, или Неруководство по детской психотерапии
Шрифт:
Мне очень нравится гештальт как метод, потому что он особое внимание уделяет потребностям и причинам их неудовлетворения. Сейчас выскажу очень банальную истину. У всех людей есть потребности (и у всех детей – тоже, потому как и они – люди). И потребности могут быть самыми разными (об этом замечательно написал Маслоу). Потребность – это «фокус» (или, как говорят гештальтисты, «фигура»).
То есть, к примеру, если я сейчас хочу пить, то пока не утолю свою потребность в воде, я не смогу спать или есть. После того как я утоляю жажду, я совершенно забываю о том, что хотела пить, потребность удовлетворена, и из фигуры она переходит в фон, я забываю о ней. Но теперь я понимаю, что хочу есть. Теперь в фокусе, или в фигуре, – другая потребность. Я осматриваюсь вокруг и начинаю
Итак, наша жизнь – круговорот сменяющих друг друга потребностей. Но трагедия или, во всяком случае, драма жизни в том, что не все потребности удовлетворяются. Неудовлетворенными часто оказываются потребности в любви, безопасности, самореализации и т. д. И что же происходит в этом случае? Неудовлетворенная потребность уходит в фон, но не растворяется в нем, давая энергию для дальнейших действий, а удерживается там, забирая психическую энергию и актуализируясь в тот самый (как правило, неподходящий) момент, когда случается похожая ситуация. У аутистов, например, потребность в безопасности вследствие постоянной онтологической тревоги не может найти удовлетворения, и незавершенность этой ситуации забирает практически всю энергию, необходимую для психического развития. Более того, сработав один раз, она укрепляется, повторяясь снова и снова.
Потребность может не удовлетворяться несколькими способами, которые гештальтисты называют механизмами защит.
Один из способов уже описан мной, когда аутисты первой группы не могут понять, чего они хотят. Этот механизм – «невыделения потребности» – называется «слияние» или, по-научному, «конфлюенция». Наверное, и у вас такое было не раз, когда вы явно чего-то хотите, но не можете понять чего. И поэтому соответственно не можете этого получить. А иногда происходит смещение потребностей: человеку кажется, что ему хочется одного, а на самом деле – совсем другого. И у некоторых людей проходит так вся жизнь: они пьют, а на самом деле хотят признания; они ругаются и воюют, а на самом деле хотят любви. Поэтому понимание актуальной потребности – очень важная вещь.
Другой способ избежать удовлетворения потребности – это интроекция, то есть проглоченная нами, но не переработанная информация. И это характерно не только для аутистов-третьегруппников (помните этих «робин-бобин-барабеков», заглатывающих целые телефонные справочники?), но и для нас с вами: сплошь и рядом! «Я хочу уехать в отпуск одна и отдохнуть. Но я же должна быть хорошей матерью, лучше я вывезу своих детей на дачу». «Мне так грустно, что мое сердце разрывается от печали и боли, но я не должен плакать. Мужчины не плачут. Это слабость». Или у детей: «А почему ты ему не дашь сдачи, чтобы он не лез к тебе больше, ты же такой сильный!» – «А мама сказала, что драться нехорошо, что дерутся только плохие мальчики». Нас, конечно, в этой жизни постоянно учат с рождения и до старости: родители, школа, наставники, старшие товарищи, начальники и т. д. Неудивительно, что большинство из нас не в состоянии все это «переварить». Но тем, кому это хоть немного удается, приходится обдумывать, взвешивать и принимать решение самим, соответственно обстоятельствам, возможностям и потребностям.
Еще один распространенный способ «защищаться» от удовлетворения своих потребностей – проекция. В особом, доведенном до абсурда варианте встречается у параноиков: «Все вокруг замышляют против меня всякие пакости: они хотят меня обидеть, унизить, ограбить, убить (а на самом деле я их настолько ненавижу, что убил бы, если б силы были)». «Я не поеду в отпуск одна, потому что мои родственники скажут, что я плохая мать (на самом деле я сама осуждаю тех, кто поступает точно так же)». «Я не буду плакать, когда мне тяжело и грустно, потому что все скажут, что я слаба (я сама не прощаю другим людям слабости)».
Четвертый из основных, но никак не реже встречающийся способ называется не менее ученым словом «ретрофлексия». «Я очень хочу ответить на уроке, но я лучше промолчу, а то вдруг не получится», «Я бы мог спеть куда лучше этого Петьки, но… пожалуй, пока не буду, а то вдруг получится смешно», «Я не пойду ни к кому за утешением, я справлюсь со всем сама». И потому: «молчу, не умею просить,
Внимательный читатель возразит мне, что в этих механизмах, между прочим, есть и кое-что разумное. Дети на даче, справляюсь со всем сама, при трудностях – не плачу, в драку не лезу. Чем плохо? Действительно, ничем. Вся штука в том, что все эти механизмы в той или иной мере присутствуют в каждом из нас и – более того – нужны нам для адаптации к этой жизни. Весь вопрос в том, как часто и насколько жестко они срабатывают. Если механизм один и тот же и срабатывает он с удручающим постоянством (как у параноиков – проекция, у аутистов – слияние, у шизоидов – ретрофлексия и т. д), то это уже получается совсем не творческое приспособление к среде, а невротическое, переходящее, извините, в болезнь.
К чему я все это? Важно понимать или по крайней мере предчувствовать (интуитивно схватывать), как это часто получается у начинающих хороших психологов, какая потребность ребенка фрустрирована, постоянно не удовлетворяется и как именно это происходит. Гештальт учит нас тому, что реальные изменения в нашем внутреннем мире происходят, как правило, только в процессе проживания актуального психологического события, то есть в опыте. Даже объясняя что-то кому-то очень ясно, авторитетно, последовательно и логично, мы часто не добиваемся изменений. А организация и проживание всего этого «прямо сейчас» приносят иногда потрясающие, быстрые и глубокие результаты.
Поэтому организация психотерапевтического пространства таким образом, чтобы фрустрированная потребность ребенка была обнаружена и удовлетворена, – это одновременно простая и сложная задача. Но если прислушиваться, приглядываться и причувствоваться к себе и ребенку, который рядом с вами в этом пространстве, – вполне выполнимая.
Одно остается для меня совершенной загадкой в детской гештальт-терапии: каким же способом у детей происходит осознавание? Воистину они – «другие». Работая со взрослыми клиентами, многие моменты терапии необходимо выводить на осознавание, часто используя при этом вербальные средства, попросту – проговаривая. С детьми это часто бывает совершенно невозможно и, что самое интересное, не всегда нужно. В их психике происходит какая-то своя, неведомая нам работа просто в процессе игры, рисования, общения, собирания домиков, кубиков, катания машинок по полу и прочей, с точки зрения взрослого, «дребедени». Это не перестает меня удивлять и радовать – удивительная мудрость детской психики.
Твое место в аду
Я выросла в стране, где родительский менталитет сильно нагружен страхом перехвалить собственное дитя, где критика вводится в ранг единственной движущей воспитательной силы. «Как они его избаловали: делает все, что ему вздумается! Так из него ничего никогда не получится!» – одна из самых распространенных оценок, которую могут услышать молодые родители, растящие свое чадо в любви и поддержке.
Вся воспитательная и педагогическая система в нашей стране всегда исходила из того, что чем больше подвергаешь ребенка критике и говоришь ему, как надо делать и каким надо быть, тем лучший член общества из него вырастет. Общество давно изменилось, а родители все продолжают и продолжают делать это: критиковать и оценивать своих детей, чтобы из них выросли… Кто?
Если с самого раннего детства вам только и говорили:
– Ты не можешь даже шнурки завязать как следует, куда уж тебе на велосипеде ездить…
– У тебя ж ни слуха, ни голоса, таких в артистки не берут…
– Ну уж куда тебе стихи писать, ты же не Маяковский!
– Если ты и дальше так будешь по математике заниматься, то тебя даже в дворники не примут!
– Где тебе попасть на юридический, ты же не отличница, и память у тебя никудышная…
То кто из таких детей может вырасти? Успешный, с удовольствием работающий, верящий в себя член общества? Или невротик, заранее отказывающийся от многих замыслов и проектов («все равно не получится»), а потом спивающийся от собственной нереализованности? Или трудоголик, умеющий только работать, потому что впитал с молоком матери, что работа – это единственная ценность и самоцель? Или карьерист, идущий по головам, потому что «если ты на вершине, ты – молодец», «если не на вершине – ты не молодец»? И кого у нас больше в стране?