Природа 1917 №11-12 (журнал "Природа")
Шрифт:
Увы, все его попытки обратить на себе особое внимание мадемуазель Тальма оказались бесплодны. Его букеты принимались с тем же безразличием, что и от остальных, они попросту терялись в цветочной волне, ежедневно обрушивающейся поутру на особняк на улице Шоссе Д’Антен. Красивые безделушки, изготовленные собственными руками, исчезали в закромах дома и даже не появлялись на каминных полках. Эжен не спал ночами, мучительно перебирая в голове варианты, как привлечь к себе взоры прелестницы, добиться ее чувственного расположения. Даже если он доведет до совершенства свой ружейный замок, вряд ли признание оружейников мира побудит мадемуазель Тальма броситься в его объятья.
Однажды ему пришла в голову очень странная мысль, сперва он ее
— Если уж это ее не проймет, то я не знаю, что еще можно сделать, — шептал он сам себе, как в горячечном бреду, продолжая работать.
Из-под его рук постепенно выходила очень странная конструкция. В тележке цветочницы, которую он приобрел в Сент-Антуанском предместье, был устроен задний откидной борт, внутри — деревянная рама, на которую в два ряда Эжен закрепил два десятка ружейных стволов с фитильными замками. Эта штука называлась рибадекин, ее конструкцию он подглядел на рисунке Леонардо да Винчи. Кроме того, он знал, что подобные многостволки, только развернутые веером, широко применялись в средневековье. От них отказались из-за трудностей заряжания. Но для него это обстоятельство не было проблемой. Его «монстр» должен будет произвести всего один залп. Де Лезюр намеревался убить короля Франции, Людовика Шестнадцатого.
(1) Николай I, фанатик скоростной езды, проезжал в день в зимнюю пору до 440 верст. То есть, наш герой, если бы последовал его примеру, мог доехать до Варшавы за три дня.
(2) Королевская площадь — это название площади Вогезов до 1799 г.
Глава 18
На внутренней площади дворца Тюильри происходил развод караула — рота швейцарских гвардейцев сдавала посты французским гвардейцам. Они жили в одной казарме и несли вместе внешнюю караульную службу, в отличии от Cent Suisses, швейцарской Сотни, которая охраняла внутренние покои и, составленная из лучших солдат и офицеров regiment des Gardes suisses, выделяла телохранителей для короля. Реяли белое знамя с золотыми лилиями Генеральской роты полка и знамена 1-го батальона с швейцарским крестом, мальчишки-барабанщики выбивали дробь, гренадеры в высоких медвежьих шапках молодцевато и слаженно приветствовали короля, прибывшего принять развод. На нем был темно-синий мундир полковника французской гвардии. Два его младших брата, граф Прованский и граф д’Артуа, из уважения к швейцарцам надели их красные мундиры. Вся троица восседала на лошадях, как и их охрана.
Когда церемония закончилась и освободившиеся от службы роты направились в кордегардию, король с братьями отправились на традиционную конную прогулку в тюильрийский сад. Людовик любил это место. Заброшенный при Возлюбленном короле парк привели в порядок, разрешили открывать небольшие продуктовые лавки, сдавать стулья в аренду, а недавно молодому монарху представили на рассмотрение и вовсе революционный проект — общественные уборные. Он еще не принял решения — колеблющийся, как всегда, там, где откладывать бы не стоило.
Под цокот копыт сперва по плотно уложенным булыжникам двора, а потом по мелкому щебню садовых дорожек Людовик Станислав Ксавье, граф Прованский, вышучивал зевающего Карла Филиппа, граф д’Артуа, за его пристрастие к кофе.
— Сир, только представьте: он подкрепил свой вчерашний обед двумя чашками кофе и не смог всю ночь сомкнуть глаз.
— Луи-Ксавье, ну сколько можно? — вяло отбивался граф д’Артуа. — Чем пенять мне на оплошность, лучше взгляните вперед, на тележку цветочницы. С каких пор вместо очаровательной нимфы за букетами приглядывает мужчина, да еще в колете дворянина?
— Полагаю, он просто присматривает за товаром, пока его возлюбленная удалилась в кустики по естественной надобности, — сказал мягким и сладким голосом король.
Версия короля вызвала смешки
— Он собрался покатить ее за нами, — рассмеялся граф д’Артуа.
Ему всегда было радостно, этому девятнадцатилетнему бонвивану, мечтавшему о королевской короне, которому пока везло только в любви — немногие парижские красотки были к нему жестоки. «Цветочник» был тут же забыт, куда интереснее ему показались прелестные головки торговок бриошами.
Громкий крик лейтенанта Франца фон Дюрлера из Люцерна, одного из телохранителей, составшивших арьергард кавалькады, заставил его повернуть голову назад и в ужасе окаменеть. Один борт тележки был распахнут, из него торчали два ряда ружейных стволов, а над цветочными горшками, укрытыми от холода бумагой, вился белый дымок от сгоравших фитилей. Через несколько ударов сердца раздался взрыв, тележка окуталась плотной завесой сгоревших пороховых газов, а сознание молодого принца затопила жуткая боль. Пришедшее затем забытье освободило его от муки.
— Смерть тиранам! — громко закричал покусившейся на царственные особы «цветочник».
Он бросился наутек в сторону ровно подстриженных самшитовых кустов, подбросив на ходу в воздух пачку прокламаций — на них, как позже узнал фон Дюрлер была нарисована от руки ставшая знаменитой машина для казней московского царя. Но сейчас лейтенанту было не до того, он выхватил свою штатную полусаблю, пришпорил коня, догнал убегающего и ударом клинка поверг его на землю. Спрыгнув с лошади и убедившись, что мерзавец мертв, Франц побежал к тому столпотворению, в которое превратилась нарядная кавалькада. Немудрено — два десятка тяжелых пуль буквально изрешетили спины короля и его братьев. Больше всех повезло графу Прованскому, хотя как посмотреть: пули прошли ему бедро, раздробили кость, он громко стонал и истекал кровью.
Дюрлер в первую очередь проверил пульс у короля. Мертв! Карл Филипп был без сознания, дыра в районе печени не оставляла сомнения, что его дни сочтены. Лейтенант сорвал ленты со своего яркого сине-красного шелкового наряда и попытался остановить кровотечение у Людовика-Ксавье. Пальцы его дрожали, он отчетливо понимал, что в его руках судьба королевства Франция — у бездетного Людовика XVI наследниками являлись оба младших брата, один вот-вот отдаст богу душу, а если за ним последует граф Прованский, то старшая ветвь Бурбонов оборвется и страна погрузиться в хаос.
Другие телохранители бестолково суетились. Зачем-то пытались успокоить взбесившихся лошадей принцев, крупы которых также приняли ружейный залп — конь Людовика, сбросив своего наездника, ускакал вперед, оглашая воздух жалобным ржанием. Лежавший навзничь король Франции смотрел остекленевшими глазами в голубое небо, всеми забытый и больше никому не нужный.
* * *
Весть о гибели короля от руки подлого убийцы мгновенно облетела весь Париж. Людовику сразу все простили — ненавистную государственную хлебную монополию, голод, новые налоги, вечную нерешительность, подбор негодных министров, неудачи в войне. Франция любила своего короля, несмотря ни на что, люди чувствовали себя брошенными на произвол судьбы — они еще не знали, какой глубочайший династический кризис вызовет залп в тюильрийском саду. Простой люд жаждал только одного — мести и крови, и роялисты подкинули ему наводку. Вместе с бюллетенями о состоянии здоровья возможного короля Людовика XVII распространялись прокламации о связи цареубийцы Эжена де Лезюра с салоном Жюли Тальма. Особняк на шоссе Д’Антен, «дом похоти и разврата»? Разъяренные толпы бросились в самый молодой квартал Парижа, прибежище больших денег и вредоносных идей.