Природа хрупких вещей

Мейсснер Сьюзан

— Непременно.

Я распахиваю входную дверь. Прежде чем ступить за порог, Либби поворачивается ко мне и говорит:

— Если что-то понадобится, что угодно, обязательно обращайтесь. — Она пристально смотрит на меня.

— Спасибо, буду иметь в виду, — отвечаю я все тем же беззаботным тоном. Не хочу, чтобы Либби думала, будто ей в соседки досталась женщина с проблемами, которая приняла неразумное решение и которой, возможно, в один прекрасный день придется спасаться бегством.

— И вы тоже, пожалуйста, обращайтесь, если вам потребуется помощь. Я с удовольствием посижу

с Тимми, если вам нужно будет с кем-то его оставить.

Либби в ответ лишь улыбается. Наверное, думает про себя: что я могу знать о годовалых детях, если сама воспитываю пятилетнюю девочку, и то всего лишь месяц? Затем, с Тимми на руках, она переходит улицу и скрывается в своем доме — большом кирпичном здании на покатом благоустроенном участке. Я провожаю ее взглядом, пока дверь за ней не затворяется.

Потом смотрю на Кэт, стоящую рядом со мной.

— Здорово, правда? У нас появились новые друзья.

Кэт, конечно же, молчит, но головкой на мгновение прижимается к моей ноге, словно давая понять, что прием гостей — занятие изнурительное.

Глава 7

Вскоре после визита Либби из командировки возвращается Мартин. Он отсутствовал несколько дней, выглядит усталым, не в настроении. Я осведомляюсь о его самочувствии. Казалось бы, что тут такого? Жена беспокоится за мужа. Но у меня ощущение такое, будто я преступила черту дозволенного. Он отрывисто отвечает, что вполне здоров.

Мне не нужно дважды повторять, чтобы я не лезла не в свое дело.

Готовлю для нас на ужин ростбиф с жареными овощами — брюквой и морковью, а на десерт подаю оставшиеся пирожные Либби.

— А мы с Кэт в четверг принимали гостей, — сообщаю я, ставя перед Мартином тарелочку с двумя маленькими пирожными.

Рассказываю ему о знакомстве с Либби и Тимми, о том, что она принесла сладости и мы вместе выпили чаю. Я жду, что муж поинтересуется, о чем мы беседовали. Он воздерживается.

Либо Мартину все равно, что я могла рассказать соседке про наш странный брак, либо он уверен, что я никогда не стала бы делиться подробностями нашей семейной жизни с едва знакомым человеком. При этой мысли я издаю громкий смешок, ведь я и замуж-то вышла за едва знакомого человека.

Мартин поднимает на меня глаза.

— Вспомнила кое-что смешное, — говорю я, но он не уточняет, что именно. — Либби очень приятная женщина, — продолжаю я. — Может, как-нибудь пригласим ее с мужем к нам на ужин?

Мартин проглатывает кусочек пирожного.

— Я не хочу, чтобы в мое отсутствие за меня строили планы, которые я не имею возможности обсудить с тобой. — Это сказано без гнева, но и без теплоты в голосе.

— Я ей ничего не предлагала. А сейчас обсуждаю эту идею с тобой. Никаких планов за тебя я не строила.

Мой муж вытирает салфеткой рот, говорит спокойно:

— Нет.

— Нет? Мы не можем пригласить их к нам на ужин?

— Я не так много времени провожу дома, чтобы еще принимать гостей.

Мартин

поднимается со стула и удаляется работать в библиотеку; так бывает каждый вечер, когда он дома. Пора укладывать Кэт спать. Веду ее в библиотеку, чтобы отец пожелал ей спокойной ночи. И он желает — не поднимая головы от бумаг.

Мы с Кэт идем наверх, и я объясняю ей, что папы иногда бывают несчастны, но они глубоко прячут свои чувства и никому не говорят, что их печалит. Думаю, это она должна понять. Как следует укрыв малышку одеялом, я пою ей колыбельную на гэльском языке, которую в свое время пела мне бабушка. Слова колыбельной для Кэт пустой звук, да и для меня, по сути, тоже. За прошедшие годы я почти позабыла английский перевод. Но, когда я умолкаю, с губ Кэт тихо слетает первое слово, которое я слышу от нее за все время нашего знакомства.

— Еще?

И я снова принимаюсь петь.

***

На следующее утро Мартин укладывает свой саквояж и снова уезжает.

После обеда я решаю вернуть Либби тарелку из-под пирожных. Наряжаю Кэт в одно из ее самых красивых платьев — ведь мы собираемся нанести светский визит, и вместе мы выходим на улицу.

— Может, побудем там немного, и ты поиграешь с Тимми. Что скажешь на это? — спрашиваю я, когда мы идем через дорогу.

— Да, — тихо отвечает Кэт.

А вот и второе слово! Я порываюсь обнять малышку, но инстинкт подсказывает, чтобы я отреагировала на ее ответ как на нечто совершенно естественное. Впрочем, это так и есть.

Звоню в дверь, и спустя несколько секунд она отворяется. На пороге стоит опрятная пожилая женщина в черно-белой униформе горничной.

— Что вам угодно?

— Либби дома? — спрашиваю я.

— Миссис Рейнолдс принимает гостей. Вас ожидают?

Несколько секунд я просто смотрю на нее. Потом все-таки отвечаю:

— Нет, не совсем. Просто я принесла тарелку Либ… миссис Рейнолдс. Я живу в доме напротив, через дорогу. Несколько дней назад она приходила к нам, приносила пирожные.

Женщина смотрит на тарелку и, видимо, узнает в ней предмет посуды Рейнолдсов. Потом переводит взгляд на Кэт, вероятно, решая, стоит ли пригласить нас в дом. В следующую секунду она широко распахивает дверь.

— Подождите в холле, пожалуйста. А я пойду узнаю, примет ли вас миссис.

Входим в красиво убранный холл — мраморный пол, роскошный ковер, отливающие блеском деревянные панели, — и я слышу женские голоса. Только теперь до меня доходит, что прежде следовало послать записку. Именно так поступила бы Либби.

Только горничная собирается уйти, чтобы доложить о нас Либби, та сама появляется в холле. Из гостиной, наверное, вышла, предполагаю я. Вероятно, услышала звонок. На ее лице отражаются удивление и даже испуг, но потом эти эмоции исчезают за маской приветливой любезности. Она идет к нам. На ней восхитительное синее платье из вощеного ситца с кружевной отделкой цвета слоновой кости на рукавах и горловине. Оно переливается и шуршит в такт ее поступи.

— Миссис Хокинг, — учтиво произносит Либби. — Как хорошо, что вы зашли. К сожалению, сейчас я не могу уделить вам время.