Природа хрупких вещей
Шрифт:
Но вот ужин готов, а его нет. Кэт начинает зевать. Я кормлю ее, затем отвожу на второй этаж, делаю для нее теплую ванну, а сама все время прислушиваюсь, не раздаются ли на лестнице шаги Мартина. Не раздаются. После ванны я укладываю Кэт в постель.
Целую ее, желая спокойной ночи, и выхожу из детской. Дверь притворяю, но не плотно, невзирая на то, что предыдущим вечером сказал мне Мартин.
Сойдя вниз, я не знаю, чем заняться; ужин остыл, а я просто сижу в столовой и жду.
Мартин является в десятом часу. Я задремала за обеденным столом, уронив подбородок
— Где ты был? Я волновалась.
— Я же предупредил, — как ни в чем не бывало отвечает он, — мне нужно было закончить кое-какие дела.
— Да, но… тебя долго не было.
— Дел было много.
Он не сердится, не пытается оправдываться или загладить вину. Даже не знаю, как охарактеризовать его тон.
— Я вся извелась от беспокойства. Не знала… не знала… — Я умолкаю, не найдя нужных слов.
— Тебе что-то понадобилось, пока меня не было? Покупки доставили? Ничего не забыли?
— Нет. Все в порядке. Покупки доставили. Я их убрала. Приготовила ужин. Покормила Кэт, уложила ее спать. И все время ждала тебя.
— Тогда в чем дело?
Он смотрит на меня. Какие глаза! Аж дух захватывает.
— Ужин совсем остыл.
— Так его можно разогреть.
Я встаю, беру наши тарелки. Мартин наклоняется доставая газету из сумки, что стоит у ножки стула, на котором он сидит.
За ужином он продолжает работать и одновременно просматривает газету. И я невольно задаюсь вопросами: он так же вел себя с Кэндис накануне отъезда, когда готовился к командировке? И что при этом чувствовала Кэндис, сидя за столом рядом с ним? Дочь уже спит, тишину нарушают лишь скрежет приборов по тарелкам, скрип карандаша Мартина, да шелест газеты.
Минут пять я наблюдаю за мужем, затем спрашиваю:
— Свинина, надеюсь, вкусная?
Продолжая жевать, Мартин бросает на меня мимолетный взгляд.
— Да, вполне, — искренним тоном отвечает он и снова углубляется в работу.
Помедлив пару секунд, я опять обращаюсь к нему:
— Позволь спросить?
— О чем?
— О Кэндис. Если можно.
Я думала, он взглянет на меня, услышав имя своей первой жены. Не тут-то было.
— Да?
— Она… Как она относилась к тому, что ты постоянно бывал в разъездах? Сильно переживала или скоро привыкла?
Он все-таки поднимает на меня глаза.
— Мы тогда жили по-другому.
— Вот как?
— В Лос-Анджелесе я работал не в страховой компании. В конноспортивном клубе.
— В конноспортивном клубе? То есть… имел дело с лошадьми?
Он снова утыкается в свои бумаги.
— Да.
Не похож он на конюха. Совсем не похож.
— Ты вырос на ранчо?
— Нет, — отвечает Мартин, снова не глядя на меня. — В юности работал на ранчо в Колорадо. Во время поездки на запад я познакомился с человеком, который сразу понял, что мне нужен кто-то, кто может научить меня какому-нибудь ремеслу.
— А, понятно. И потом… как ты попал в Калифорнию?
— Потом этот фермер умер, но он завещал мне немного денег, и я решил отправиться на Западное побережье. Устроился в конноспортивный клуб в Лос-Анджелесе, где дочери богатых родителей обучались верховой езде.
— И там ты познакомился с Кэндис.
— Да.
— И как же получилось, что ты стал работать в страховой компании?
Мартин не спешит отвечать. Может, устал от моих вопросов?
— Один человек, — наконец объясняет он, — приводивший в клуб своих детей, работал страховым агентом. Он любил поболтать, особенно когда дела у него шли хорошо. А я не собирался всю жизнь торчать в конюшне, так что я прислушивался к его речам.
— И теперь ты тоже работаешь страховым агентом?
— Я оцениваю риски потенциальных клиентов.
— А-а.
— Мне нужно работать.
Больше до окончания трапезы мы не произносим ни слова.
Насытившись, Мартин встает и благодарит меня за ужин.
— Спокойной ночи. — Он собирает свои бумаги и уходит из столовой.
Я смотрю, как он идет через холл в библиотеку и закрывает за собой дверь. Когда Мартин проходил мимо меня, я уловила аромат женских духов. Запах очень слабый, и, когда мой муж исчез в библиотеке, я засомневалась, что и впрямь его почувствовала.
На следующий день я просыпаюсь до рассвета. В доме еще тихо. Одеваюсь, иду вниз. На этот раз газ на плите зажигаю более ловко. Приготовив кофе, принимаюсь печь лепешки с корицей. Когда раскатываю тесто, в кухне появляется Кэт, почему-то в своем стареньком розовом платье, которое ей мало. Она молча помогает мне порезать тесто на треугольники и выложить на противень. Я варю всмятку несколько яиц, жарю тонкий ломтик ветчины. Прошу Кэт накрыть маленький столик у окна, выходящего во двор, и она выполняет мою просьбу.
Без нескольких минут семь я вытаскиваю противень из духовки. В кухню входит Мартин. Он побрит, одет, готов к отъезду. В серо-лиловом костюме Мартин просто неотразим.
Он ставит на пол саквояж, хватает чашку и протягивает руку за кофейником.
— Но у тебя же есть время позавтракать перед дорогой, правда? — спрашиваю я.
— Заверни мне с собой одно печенье. — Он делает большой глоток кофе.
— Это лепешки, и я их заверну, если ты больше ничего не хочешь.
— Мне пора бежать.
Он ставит чашку, лезет в карман пиджака, достает несколько долларовых купюр и кладет на кухонный стол.
— Вот немного денег, если тебе что-нибудь понадобится, пока меня не будет.
Мартин опять подносит ко рту чашку с кофе.
— Все, я побежал. Мне еще нужно добраться до машины и выехать из города. А это не так-то просто, даже в воскресенье.
Я следую за ним в прихожую. Кэт плетется за мной.
— А если мне нужно будет с тобой связаться, куда или кому я могу позвонить? У кого узнать, где ты находишься?