Приручить ёжика
Шрифт:
— Zu trinken — это по-немецки «пить», — объяснила я Андрею.
— Господи, что я за педагог такой? — вздохнула мама. — Чему вас, детей, учу?
— Тетя Галя, сегодняшние дети вашим ликерчикам только умилятся, — фыркнуш Андрей. — Поздновато у вас, наверное, «библиотека» закрывалась.
— Не то слово.
— Теть Галь, в плане перевода на журфак я на стороне Алины. Если ее берут, то почему нет? Дело ведь не в конкурсе и не в... моей бывшей. Не в пари,
— Тогда зачем, Андрюша?
Андрей отложил нож и посмотрел на меня особым долгим взглядом. Тихо сказал:
— Она хочет... говорить. Ей есть, что сказать. И если она сможет говорить честно, если сможет что-то изменить, пу'сть. Я поддержу.
Я кивнула и сделала вид, что мне срочно нужно порезать лук. И поплакать - над ним, конечно, а не из-за нахлынувших эмоций.
— Ох, ребята, как же трудно вам будет, — грустно сказала мама. — Вы такие... не как все.
Дома в последнее время царила семейная идиллия. Однако далась она нам ой как нелегко. У мамы с отцом был разговор. После него она ходила подавленной целый день. Я нервничала так, что ладони мокрыми становились. Я видела отца в окружении поклонниц и знаю, какое магическое действие он оказывает на женщин. Что-то подсказывало мне, что его «путь исправления» не только на меня и бабутпку ориентирован. Мама мне ничего из разговора не пересказала, лишь вечером за чаем (в ленинградском сервизе) обронила:
— Еж как Еж. Ничего не изменилось. Все те же... приемчики. Хорошо, что я выросла. Замуж хочу. Как ты думаешь, родить нам с Димой ребеночка?
Я поперхнулась чаем.
— Не поздно мне еще? — обеспокоенно спросила мама. — Врачи говорят, нет. А так, по-житейски, а, Аль?
... День рождения мой мы попридержали и отметили уже в общаге. Было странно: я-то думала, после позора на «Ять» прошмыгну в родные пенаты мышкой, а оказалось, у меня уже целый фан-клуб имеется. На днюхе у меня кто только ни побывал, через наш с Кирюхой блок чуть ли ни пол общаги перелилось. Даже жаловаться приходили, какой-то тип из блока, где раньше оболтуси жили. Пришел и остался. Посидел, выпил молча, ушел. Странный.
В целом, сентябрь прошел очень... нескучно. Я почувствовала себя студентом журфака, только когда получила новый студенческий. Новицкая вызвала меня к себе и сказала:
— Еж, Алина, ты понимаешь, что все за тобой следят? Я тоже немного в курсе истории с Надей Кутихиной.
— Д-да? — пролепетала я.
Ликерчики и учебник Цутринкина, конечно, немного притупляли страх перед Круэллой, но все равно робела я знатно.
— И поэтому... Аля, пожалуйста, прекращай...
— Да, — пискнула я.
Нам с Андреем очень нужны были деньги. Они с ребятами взяли в аренду кафе «Сударыня», и по вечерам вся команда делала там ремонт. Днем Андрей учился, а вечером работал. Ужас. Но он был готов на все, лишь бы его мечта осуществилась: да-да, кафе с живой музыкой и книгообменом. Мы сняли квартируй недалеко от кафе, и Андрею все-таки пришлось убедиться, что я немного умею готовить, и даже есть то, что я готовила, иногда всей командой, процементированной и в капельках пота и краски.
— Вот, — Новицкая протянула мне листочек с номером телефона. — Местный журнал. Небольшой. Интервью, рекламные статьи. Скажешь, от меня. И добро пожаловать на дурфак. То есть... журфак. прости, это мы на кафедре... с коллегами... привыкли.
— Спасибо!
Из деканата я вышла на деревянных ногах. А ведь все так плохо начиналось!
Два месяца спустя
Чат КГУФЖ «Что нашел интересного, тащи к нам»
Аля: Ребят. Пипец. Я на ней!
Кира: Уточни диспозицию. А то каждый подумал в меру своей распутценности.
Аля: «Родина-Мать Зовет». Там ремонт! Меня провели на ее голову, и мы спустились вниз через люк! Ща будет спойлер! Фотка! Та-дам!
Кира: Да ЛАДНО!
Евгений: Галера будет знатной. Как тебя туда пустили-то?
Аля: Я ведь журналист. Пишу для журнала статью! Меня пустили! Прямо в нее!
Кира: Ты же высоты боишься.
Аля: Больше нет! Это была терапия! Я ее трогала за сосок! Гештальт-материнская-терапия! Я больше ничего не боюсь!
Макс: Круто!
Аля: Нафиг все. Уволюсь. Пойду в журналисты!
Кира: Ты и так журналист!!!!))
Конец идет вычитка). возможны сдвиги глав.)