Приручить Сатану
Шрифт:
— Что это за вокзал? — спросила Ева, стараясь найти на здании хоть какие-нибудь опознавательные знаки, но ни названия станции, ни карты города нигде не было видно, единственным прибором для ориентации в пространстве здесь были большие часы без стрелок.
— «Где я? Так томно и так тревожно сердце моё стучит в ответ: «Видишь вокзал, на котором можно в Индию Духа купить билет?» — ответил строками из стихотворения Ранель, прорисовывая взглядом контур здания. Ева невольно заметила, что в его глазах вдруг появилась какая-то светлая печаль, словно это место было до боли ему знакомо и он, более неподвластный самому себе, безвозвратно
В любой другой раз Ева бы обратила на это больше внимания, но сейчас она думала только о том, как бы побыстрее согреться, а потому, недолго думая, дёрнула за рассохшуюся ручку скрипучую деревянную дверь и зашла внутрь.
Глупо было ожидать от внутреннего убранства чего-то более роскошного, чем от внешнего вида здания, но, как говорится, надежда умирает последней. За окном потемнело, как перед проливным дождём, но даже в этом тусклом свете были видны облака летающей пыли, поднявшейся со всех поверхностей от хлопка дверью. Несмотря на то, что здесь явно давно никто не убирался, нельзя было сказать, что здесь явно давно никого не было, и Ева даже не знала, радоваться этому осознанию или нет. Несколько маленьких магазинчиков старомодного вида некогда привлекательной гурьбой теснились на другом конце зала; может быть, когда-то давно люди в ожидании своего поезда выстраивались перед ними в очередь, но сейчас здесь никого не было.
Практически никого не было.
В одной из лавочек наблюдалось движение: из-за приоткрытой двери на пол ложилась узкая полоска ярко-оранжевого света, кто-то шуршал коробками и, судя по звуку, переставлял ящики. Предположения Евы вскоре подтвердились, так как дверь, громко скрипнув на весь зал, отворилась, и из неё выехали пустые деревянные коробки. По всей видимости, это была мясницкая, потому что ящики были все в крови.
Ранель направился прямиком к этому магазинчику, а Ева, за неимением выбора, последовала за ним. Шуршание пустым деревом по кафельному полу зала прекратилось, зато теперь эхо разносило по всему зданию вокзала мерный стук топора: мясник что-то разделывал. «Зе-лен-на-я», — прочитала вслух по слогам кроваво-красную надпись Ева и, осознавая пару минут прочитанное, обернулась к Ранелю.
— «Зеленная»? — переспросила она. — А это точно…
— «Вывеска… кровью налитые буквы гласят — зеленная, — знаю, тут вместо капусты и вместо брюквы мёртвые головы продают», — предупредил её вопрос Ранель, даже не обернувшись в сторону Евы.
К физическому холоду снова добавился душевный. Снова чья-то невидимая рука незаметно протянулась к её горлу и сдавила, перекрывая доступ кислорода в лёгкие, заставила похолодеть от страха и без того ледяные руки, мелко задрожать их, сделаться слабыми.
— Не читайте дальше… Умоляю, не читайте! — вскрикнула Ева, и мёртвый вокзал отзеркалил её отчаянный голос.
— «В красной рубашке с лицом, как вымя, голову срезал палач и мне, она лежала вместе с другими здесь, в ящике скользком, на самом дне», — не обращая внимания на девушку, продолжил Ранель. За приоткрытой дверью послышались шаги; чья-то тёмная фигура на мгновение остановилась в проёме, демонстрируя большой разделочный нож в правой руке, а затем в зал вышел человек в красной рубашке и направился прямиком к Ранелю.
Ева испуганно попятилась. Ей очень хотелось убежать, где-нибудь спрятаться, но ноги будто приклеились
Было тихо. Ева медленно открыла глаза в ожидании худшего, однако всё было как прежде: Ранель твёрдо стоял на ногах всё на том же месте, только на его шее теперь красовалась длинная красная полоса. Он неспешно, будто неверяще, провёл ладонью по шее — вся рука оказалась в крови. Палач, довольный своей работой, развернулся на сто восемьдесят градусов и ушёл обратно в свою каморку, громко хлопнув дверью.
Ещё некоторое время Ранель стоял, не шевелясь, словно в душе боролся с самим собой. Ева хотела наложить ему на шею повязку, но Ранель, подняв окровавленную ладонь в предупреждающем жесте, остановил её и одними губами прошептал нечто вроде «секунду». Большие вокзальные часы пробили полдень, и один звучный удар колокола благодаря эху превратился в двенадцать, будто неподалёку вдруг оказался монастырь.
— Пойдёмте, Ева… — сказал наконец хриплым голосом Ранель, прочистив горло. — Есть тут одно место… Там нам будут рады… Это точно… Это я обещаю…
И он, постоянно вытирая тыльной стороной ладони кровоточащую шею, пошёл к выходу из вокзала, за которым уже успели за это время отстроить небольшой пыльный городок.
Город был странный: низкие серенькие деревянные домики рядом с величественными каменными многоэтажными строениями казались ещё более убогими, чем они были на самом деле. Прибитая редкими, но крупными каплями дождя дорога почернела, посерьёзнела, но всё-таки повела Ранеля и Еву куда-то вглубь городка, а главное — прочь от вокзала. Одноликие дома, что высотные, что одноэтажные, казалось, сливались с небом, да и весь город был словно продолжением неба: такой же серый и низкий, как свинцовые тучи где-то на границе октября и ноября. Ранель шёл молча; иногда он заглядывал в узкие просветы между домами, но оставался чем-то недоволен и брёл дальше; на Еву он ни разу не обернулся, так что, если бы девушка захотела сейчас сбежать, она бы спокойно это сделала.
— «А в переулке забор дощатый, дом в три окна и серый газон…» — пробормотал вдруг Ранель, остановившись перед одним из таких домиков. — Дождалась ли ты меня, Машенька?..
Они вошли в старую приоткрытую калитку и остановились перед дверьми в дом. Еве ничего не оставалось, кроме как наблюдать за действиями Ранеля: тот поднялся на полуразъехавшееся крыльцо, уже занёс руку, чтобы постучаться, но в последний момент передумал, спустился обратно, подошёл к мутному окну и заглянул внутрь: там было пусто.
— Никого нет. Пошли, — бросил он Еве и без стука зашёл в дом.
Внутри было довольно уютно, но как-то заброшено: обитатели, в наличии которых не приходилось сомневаться, по всей видимости, находились в отъезде и могли вернуться с минуты на минуту. Ева обратила внимание на то, что Ранель двигался очень уверенно: усадив девушку рядом с печкой, чтобы та наконец согрелась, он принялся что-то готовить, причём он явно знал, где что лежит.
— Старый дом Машеньки, — сказал Ранель, заметив сбитый с толку взгляд Евы. — И мой дом тоже. Жили тут когда-то.