Прислушайся к музыке, к звукам, к себе
Шрифт:
Любопытный факт об этом недуге: его может облегчить шум. Один из популярных методов лечения – маскировка, то есть специально подобранный аудиоряд, который пациенты описывают как шум ветра в деревьях или звук водопада. Лично я не большой любитель слушать водопады, если не нахожусь непосредственно возле них. Мое лекарство от тиннитуса – музыка.
Некоторые музыкальные произведения, например песни вышеупомянутых Pan Sonic, звучат на тех же частотах, что и звон в ушах. Некоторые – акустический фолк или композиции для фортепиано, – совсем на других. Для меня нет никакой разницы. Мне помогают не определенные звуки, составляющие музыку, а качество моего внимания. Вероятно, я прокладываю новые
Однажды я познакомился с человеком, получившим тяжелую травму глаз, после которой прямо посреди его поля зрения плавали большие темные цилиндры. Со временем эта проблема исчезла. Поскольку нанесенный глазам ущерб был необратим, цилиндры тоже не могли никуда деться. Но тот человек приноровился их не видеть. Именно это я пытаюсь проделать с моим тиннитусом.
Иногда получается лучше, иногда хуже.
Звон в ушах научил меня быть более внимательным к моей органической природе и не воспринимать себя исключительно как самосознание, некую операционную систему, установленную на человеческом носителе. Я – не призрак внутри машины. Я плоть, и хрящи, и костная ткань. Я отношусь к той же категории существ, что животное, случайно сбитое машиной на шоссе, или морепродукты в моей пасте, или рыба, которую я заворачиваю в фольгу и отправляю в духовку. Как-то раз я готовил фазана, и меня поразило, насколько маленькие у него косточки и насколько их больше, чем у курицы. Для чего их столько?
В человеческом теле так много странных деталек, и некоторые из них имеют базовые функции – например, делать новых людей или переваривать пищу, – а другие предназначены для решения сложных задач, как то: раскрывает ли сделанный в 2017 году ремастеринг записи «Аиды» Георга Шолти от 1962 года достаточно нюансов, чтобы уравновесить слабость дирижера к напыщенности, больше подходящей операм Вагнера, имеет ли моноверсия (You Make Me Feel Like) A Natural Woman преимущества перед стерео, и не представляют ли собой сбивающие с толку звуки в композиции Бьорк Unravel игрой на клавикорде, проигранной наоборот.
С трудом верится, что мы обрабатываем нечто столь изысканное и тонкое, как музыка, с помощью самых примитивных инструментов – фрагментов кости, небольшого количества лимфы и пучков волосков.
Это все равно, что построить космический корабль с двигателем из веток, резинок и сыра.
И все же такой корабль летает.
Кто не любит музыку?
Владимир Набоков в автобиографической книге «Память, говори» пишет следующее: «Музыка, с сожалением должен сказать, представляется мне лишь произвольным чередованием более или менее неприятных звуков. В определенном эмоциональном состоянии я способен вынести сочные спазмы скрипки, но концертное фортепиано и решительно все духовые в небольших дозах вызывают во мне скуку, а в больших – оголение всех нервов».
Ажиотаж вокруг «Лолиты» уже давно сошел на нет, а это признание до сих пор будоражит умы. Он что, правда утверждает, что не любит музыку? Это не вопрос личных предпочтений, как, например, не любить животных или занятия спортом, это уже патология.
У этой патологии даже существует производное от греческого корня название, намекающее на то, что мы не только придумали термин, но и установили научный факт. Музыкальная ангедония.
Но и это еще не все: существует также врожденная амузия (я не шучу!) – состояние, при котором, согласно «Оксфордскому справочнику по музыке и мозгу», «несмотря на универсальность такого явления, как музыка»,
Впрочем, музыкальная ангедония отмечается не более чем у 5 % населения мира. (Откуда у ученых такие данные? Если это правда, получается… гм… почти четыреста миллионов человек!)
Вышеупомянутое явление часто рассматривается в статьях, посвященных загадке аутизма. Подтекст такой, что все нормальные люди чувствуют стимулы и реагируют на них определенным образом (например, смеются в нужный момент, испытывают озноб, когда слышат возвышенную музыку), у анормальных же, то есть у аутистов и ангедоников, так не происходит.
Будучи человеком «в спектре», я понимаю, каково это, когда твой мозг работает иначе, чем у большинства людей. Означает ли это, что со мной что-то не так? Принятие нейроразнообразия – отличная штука, но далеко не все неврологические состояния можно назвать привлекательными. На сборочном конвейере по производству человека случаются сбои, и нередко они приводят к серьезным проблемам: слепоте, параличу, отсутствию некоторых конечностей, умственной отсталости.
Я полностью осознаю, что понятие нормальности служит доминирующим социальным группам для поддержания контроля и организации процессов, которые подходят именно им. Совсем недавно по меркам истории гoмoсeксуальность считалась болезнью, а феминизм – опасным расстройством, которое предлагали лечить хирургическим путем. Так насколько нормативны «нормальные» отношения с музыкой на самом деле?
Поразительный факт: один музыкальный ангедоник, вызвавшийся принять добровольное участие в исследовании, которое проводилось в Северо-Восточном университете в Бостоне, сказал одному из ученых, что признаться в нелюбви к музыке – все равно, что заявить о своей гoмoсeксуальности. «Проблема» заключалась не в его отношениях с музыкой как таковых, а в отношениях с нормальными людьми, которые не могли выносить его инаковости. Однако ученые не заинтересовались тревожным социальным сигналом, сосредоточившись на биомедицинской визуализации слуховой коры головного мозга этого участника исследования.
Еще один предмет изучения – поведение крошечных волосков на руке ангедоника и отсутствие у них должной реакции на музыкальные стимулы. Не могу не задаться вопросом: а что, если человек еще не слышал музыки, которая ему понравилась бы? Что, если его душа ожидает встречи с музыкой гнауа или тосканскими танцами, которые он откроет для себя лишь через несколько лет, а исследователи тем временем мучают его Бахом или The Beatles, U2 и Чарли Паркером, группой Van Halen и Уитни Хьюстон, в результате объявляя неполноценным на том основании, что волоски на его руке не встали дыбом при прослушивании песни I Will Always Love You?
Что на самом деле интересует меня в музыкальной ангедонии, так это возможность – а скорее даже немалая вероятность, – что пятью процентами дело не ограничивается. Я уверен, что в мире гораздо больше четырехсот миллионов людей, которые предпочли бы обойтись без музыки.
Аналогия с признанием в гoмoсeксуальности пригодится и здесь. Мы знаем, что вокруг множество гомосексуальных людей, поскольку долго притворяться в этом деле невозможно. Гeи, которые пытаются вести жизнь гетерoсeксуалов, постоянно идут против своих желаний, снова и снова, и у этого всегда бывают последствия. Справиться с нелюбовью к музыке гораздо проще. Любители музыки по умолчанию предполагают, что вы похожи на них, и вы, чтобы не провоцировать конфликт, не разубеждаете их в этом. Приучаетесь говорить о любви к музыке.