Пристанище пилигримов
Шрифт:
– И вообще, – подытожил я, – присмотрись там, принюхайся, прощупай обстановку… И если всё будет ништяк, то я подтянусь в конце лета.
– Всё понятно, – миролюбиво ответила она на моё заявление, – как всегда, пропускаешь меня вперёд по-джентельменски… Мол, присмотрись, принюхайся, прощупай, накрой там поляну, а я подтянусь, когда всё уже будет на мази… Да-а-а-а, я уже давно поняла, что не могу рассчитывать на твою… хотя бы моральную поддержку.
– Тебе просто нечего терять, поэтому ты и летишь очертя голову… Это не моя тема – мне и в Тагиле хорошо. Я приеду к тебе через пару месяцев, если ты не приедешь
– Это очень хитрожопая позиция… Ну да ладно, я подожду тебя пару месяцев, – сказала она, потрепав меня по щеке. – Но если ты не приедешь в августе, я подам на развод. Мне уже надоела твоя нерешительность.
– Ты это серьёзно? – Моё лицо вытянулось от удивления.
– Нет, шутка! Но в каждой шутке есть доля правды.
Вот так запросто она перевернула очередную страницу своей жизни.
Квартира была завалена барахлом до самого потолка: огромные баулы, дорожные сумки, чемоданы, мешки, чего там только не было. Особенно волновались в субботу, третьего июня, перед последним выступлением, но всё прошло как по маслу, и мы дёрнули «Малахит» на кругленькую сумму.
Ночью шампанское лилось рекой, и ребятишки отплясывали с таким энтузиазмом, как будто не было двухчасового выступления в клубе. Отхлёбывая тёплое пивко, я щерился на них блаженной улыбкой, словно мартовский кот. Мне передалось их неиссякаемое жизнелюбие и даже захотелось вместе с ними улететь к Чёрному морю и забухать там по-чёрному. Они уже в девятый раз крутили модную композицию Modjo «Lady» и отрывались под неё так, что трещали половицы и раскачивалась люстра на потолке. Их молодые красивые тела наполняли комнату едким запахом пота и сексуальными флюидами. В конце концов я тоже пошёл в пляс и выдал такой зажигательный «электрик», что девочки пищали и хлопали в ладоши от восторга.
Когда я вернулся к столу, слегка запыхавшись, Ленка заметила с ироничной усмешкой:
– А у тебя неплохо получается… Не хочешь на меня поработать?
Я улыбнулся и прижал её к себе.
– Ленок, ты же знаешь, что я могу танцевать только подшофе, только соло и только импровизацию. Я не смогу запомнить последовательность движений в твоей постановке, и уж тем более сплясать это под музыку и синхронно.
– Ну тогда будешь всю оставшуюся жизнь сидеть за компьютером… Фу! Как это скучно!
– Всю жизнь плясать – это тоже скучно и утомительно… Тем более за компьютером я смогу сидеть до девяноста лет, а у тебя в тридцать – уже мениск, грыжа, артрит… А в сорок ты будешь ходить с палочкой.
Она вяло улыбнулась и тут же широко зевнула. У неё был очень уставший вид и веки закрывались сами собой.
– Так! – рявкнул я. – Выключаем музыку и ложимся спать!
Всё дружно замерли, повернув головы в мою сторону, – немая сцена длилась несколько секунд, – и танцевальный марафон продолжился дальше.
– Ребятушки, ну сколько можно скакать?! Отдохните хотя бы пару часов! Сегодня будет тяжёлый день! – взмолился я, но они меня не услышали.
– Да чё ты с ними разговариваешь? Они же упоротые, – одёрнула меня Мансурова, схватила за руку и повела в спальню; там мы рухнули на кровать не раздеваясь – Ленка тут же захрапела, а я уснул через несколько минут.
Утром мы погрузились в микроавтобус Hyundai и поехали в аэропорт «Кольцово». Мы въехали на площадь
– А это кто такие? Куда полетели? Девчата уж больно красивые, и пацанчики такие яркие, как петушки.
– Это шоу-балет Елены Мансуровой, – ответил я, протягивая ему смятые купюры. – Слыхал?
– Не-е-е, – ответил он, глупо улыбаясь, – я на балет не хожу.
– И правильно делаешь: ничего хорошего в этом нет. Лучше – на рыбалку.
Потом начинается регистрация. Ленка носится вокруг своих подопечных, словно курица без головы, а меня разбирает смех… Варнава и Медведев толкают девушке в синей униформе огромные тюки, набитые барахлом, а у неё глаза открываются всё шире и шире… Я кричу: «Ленка! Ты что творишь?! Самолет не взлетит!» – очередь улыбается, а служащая аэропорта машет рукой, отсылая назойливую блондинку доплачивать за багаж. Мансурова мгновенно исчезает в толпе.
Она прибегает через пять минут, взмыленная, с мелким бисером пота на раскрасневшейся физиономии, с какими-то квитанциями, и буквально падает на стойку в полном изнеможении. Все выдохнули, когда наши огромные баулы отправились в багажную телегу, – не до конца опохмелившийся грузчик кидал их с такой лютой ненавистью, словно это были дородные пьяные бабы.
В зале ожидания царит сонная тишина, – её изредка прерывают сообщения диктора. До взлёта еще осталось время, и мы сгрудились за одним столом в привокзальном кафе. Ребята очень возбуждены, кричат наперебой и пытаются беспрестанно шутить. Девушки истерично смеются, как будто их хватают за подмышки, и это замечательно, что они ещё могут таким образом реагировать на стресс, а вот Ленка уже третий раз бегает в туалет…
Я безумно устал и пытаюсь пережить этот бесконечный день, который тянется уже сорок восемь часов, и только водочка помогает мне оставаться на ногах. Она порождает эмоциональные импульсы, которые, проникая в мышечные волокна, заставляют моё тело двигаться, а сердце биться. Наверно, я бы уже давно упал, как загнанная лошадь, если бы не подстёгивал себя алкогольной плетью.
В зале ожидания народу не много. Блестят мраморные полы. Тишина доминирует в лёгком гомоне голосов и редких включений репродуктора. За окном проплывает огромный фюзеляж лайнера ИЛ-96. Утомлённый долгим ожиданием своего рейса до Ашхабада, на лавочке задремал толстый туркмен, подобрав под себя ноги и обнимая волосатыми руками дорожную сумку. Я прохожу мимо, пристально вглядываясь в его широкое скуластое лицо кирпичного цвета: открытый рот, стекающая в бороду слюнка, редкие почерневшие зубы… Маленькая девочка поднимает упавшую на пол тюбетейку и тащит её на вытянутых руках к маме… «Верни дяде шапочку!» – шёпотом «кричит» мать, словно боится разбудить дорогого гостя.
В который раз уже подхожу к барной стойке, чтобы заказать выпивку… «А можно в гранёный стакан?» – спрашиваю бармена. Он наливает холодную тягучую «Финляндию» из бутылки, покрытой инеем, и толкает в мою сторону граненый стакан, – он катится по гладкой полированной поверхности и ложится прямо в мою ладонь.
За последние два дня я очень устал от этой навязчивой публики. Артисты – энергетические вампиры: они каждую секунду требуют внимания. Хочется побыть одному, но слышу за спиной певучий голосок Ольги Кустинской: