Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна
Шрифт:
— Ну, я не знаю, что это была за музыка, но это было действительно здорово. — Открытое восхищение Питера удивило Левина и помогло перейти к тому, что его интересовало: — А вы еще играете?
— Нет, серьезно — нет. Ведь моя жена умерла…
— Ох, извините. Так чем я могу быть вам полезен? — повторил он с некоторым нажимом.
— Я хотел разузнать о том перегонном кубе для производства скипидара, там в горах, в сосновом лесу.
— О чем?!
— О перегонном кубе, который там собрал этот Даглас. Он был добрым приятелем Винсента.
— Винсент-то умер, вы знаете?
— Да, я слышал. А вы знали Дагласа?
Питер помотал головой.
Левин попал в тупик, а он-то считал, что в этой маленькой
Левин улыбнулся и, пытаясь облегчить Питеру задачу, сказал:
— Он был чем-то вроде местного сумасшедшего. Жил там вместе с семьей, в лесу, в каком-то полуразвалившемся домике.
Питер покачал головой:
— Никогда о нем не слышал. А моя мать была с ним знакома?
— Не думаю, но почти уверен, она знала о нем. А она?..
— Умерла. И бабушка тоже.
— Очень жаль слышать.
— А что вы от него хотели? — Питера по крайней мере заинтересовала эта история, но, услышав прямой вопрос, Левин оказался в затруднительном положении. Действительно, чего он хотел от Дагласа?
— Ну, я полагаю… мне просто хотелось узнать, запустил ли он этот куб. Винсент был очень обеспокоен, понимаете, боялся, что тот взорвется. — Объяснение и самому Левину показалось нелепым. Его, значит, привела сюда возможность взрыва тридцатилетней давности? И чтобы дать более реальное обоснование, он применил более деловой подход: — Он намеревался использовать смолу сосен. И считал, что для скипидара здесь отличный рынок сбыта.
К его удивлению, выражение лица Питера изменилось, исполнившись сочувствия и заинтересованности.
— Из сосен, да? — Идея, видимо, его затронула.
С облегчением вздохнув, что его больше не принимают за безумца, Левин продолжил перечислять реальные трудности проекта.
— Это была не самая лучшая смола, но вполне подходящая, как считал Винсент. Но все сооружение было собрано на глазок и из разных частей и деталей, а давление там должно было быть весьма высоким. Вот я и гадал, взорвалась эта штука или нет.
— И поэтому вы и приехали? — спросил Питер, больше заинтригованный, чем критически настроенный, что внушило Левину ощущение, будто они разделяют некую потребность, пока что неопределенную, какую-то общую для обоих точку зрения, общее чувство. И он с облегчением исповедника рассмеялся: — Я хотел бы каким-нибудь образом добраться до тех мест, хотя там, по всей вероятности, уже ничего нет. А может, что-то и осталось.
— И как вы планируете туда попасть?
— Не знаю. Думал, возьму напрокат машину, если это возможно. Здесь ведь с этим делом полная неразбериха, как я понимаю.
— Я отвезу вас туда.
— Правда? Это будет просто отлично! Я готов в любое время.
— Как насчет завтра? Мне, правда, придется сперва разобраться тут кое с чем…
Питер встал. Левин тоже поднялся и благодарно протянул руку. Ощутив мощное пожатие, он поймал себя на чувстве, будто вознесся с земли на небо.
Грузовик «лендровер» двигался тяжело, дизельный мотор грохотал и стучал, как железная бочка с металлоломом. На Питере были светло-коричневая рубашка и белые парусиновые штаны, разбитые рабочие ботинки на толстой подошве и бейсбольная кепочка с эмблемой команды «Тексако». Рукава рубашки он аккуратно закатал, обнажив мощные загорелые руки, туго обтянутые кожей, как лошадиный круп. За передним сиденьем во всю длину был разложен матрас, прикрытый клетчатым одеялом, в головах валялись две подушки. Управляющий отелем «Густафсон», с которым Левин болтал у входа, растянул губы в улыбке, при виде этого подъезжающего к ним транспортного средства, и отпустил гадкое замечание насчет того, что
— Я туда, наверх, не ездил с тех пор, как был мальчишкой.
— А туда есть другая дорога?
— Нету. Почему вы спросили?
— Мне кажется, что это не та, которую я помню. Разве здесь не было леса?
— Наверное, был.
Питер переключил передачу с четвертой на третью, чтобы преодолеть подъем, где ему в некоторых местах пришлось переключаться даже на вторую. По обеим сторонам до самого горизонта тянулась пустая земля, рассыпающаяся в пыль и сухой песок. В памяти Левина все еще сидела картина леса.
А перед ними лежало серовато-бежевое пространство каменистой пустыни, с которой содрали почвенный слой.
— Как далеко до самого верха?
— По крайней мере час езды. Может, и больше, при такой-то дороге.
— Винсент говорил, тут здорово воруют лес.
— Да тут все воруют, — отозвался Питер.
— Никакие могу поверить. — Левин махнул рукой в сторону пустынного ландшафта.
Питер только кивнул в ответ. Трудно было представить, что он сейчас думает. Он резко затормозил, остановился и стал изучать рытвину глубиной фута в два, пересекавшую дорогу. Потом осторожно съехал в нее и так же осторожно выбрался. Жесткая рама грузовика вся сотрясалась и стонала от напряжения.
— Господи, насколько я помню, здесь была хорошая дорога.
— Эрозия. Без этих деревьев последний ураган буквально все выдул отсюда.
— Кажется, тут все загублено навсегда.
Питер чуть кивнул.
— Можно сказать, они пожрали собственную страну и прогадили ее.
Питер посмотрел на него, и Левин пожалел о своем взрыве; здесь все зашло так далеко, что негодование уже никак не могло перейти в терпимость или снисходительность.
По сути дела, негодование Левина напомнило Питеру о людях, которых он знал мальчишкой. Его отец, а потом и бабушка и мать тоже говорили нечто в этом роде, словно здесь что-то еще можно и нужно было сделать. Эта мысль показалась ему привлекательной, интересной, как старый джаз, но более абстрактной. Ему нравился ритм, но слова казались глупыми и устаревшими.
Затем дорога стала такой ухабистой, что Питеру пришлось хвататься за ручку двери, чтобы не свалиться на Левина, тот упирался в приборную панель. Левин не припоминал ничего подобного. Справа появились какие-то люди и нечто похожее на столы, установленные прямо на обочине. Петер съехал на каменистую почву и остановил грузовик. Подальше от столов кучками стояли лачуги — небольшое селение. «Для Питера это тоже нечто совершенно новое, как и для меня», — подумал Левин.
Здесь были почти сплошь женщины — в каком-то рванье, каждая суетилась возле своего стола, на котором разложила товары, совершенно неуместные здесь, где не бывает никаких покупателей. Питер и Левин прошлись вдоль столов, кивая женщинам, едва отвечавшим на их приветствия. На столах лежали старые гребни и расчески, разномастные столовые приборы — ножи, вилки и ложки, некоторые ржавые, — а на одном столе стояли старые бутылки с шариковым запорным клапаном, ставшие матовыми от солнца и дождя, а еще лежали крышки от бутылок, карандаши и огрызки карандашей, изношенная обувь… и повсюду торчали, сдувая с товара пыль, босые, бледные от недоедания ребятишки, кому-то из них не было и года. Питер взял со стола маленькую ложку с нечитаемой гравированной надписью и дал женщине денег. В конце концов они остановились и огляделись. Люди делали вид, что не смотрят на них.