Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна

Миллер Артур Ашер

Неожиданный подарок — как тот аккумулятор, полученный ими тридцать лет назад. Левина настолько поразила эта мысль, что он даже похолодел. Питер присел рядом с машиной и стал объяснять водителю, как правильно установить под раму гидравлический домкрат. Там лопнула U-образная шпилька крепления рессоры, и один из ее листов торчал наружу. Питер отдавал короткие, нетерпеливые, даже грубые команды, иногда саркастические. «Нет! Левее, левее, ты что, право от лево не отличаешь?! Держи так и качай! Хорошо. А теперь вылезай». Водитель выбрался из-под машины, Питер лег на землю и забрался под нее, таща за собой веревку. Группа наблюдала за ним, никак не комментируя его действия, проявляя заинтересованность, но держась подальше. Все молча ждали, пока Питер работал. Наконец он

вылез из-под машины и принял из рук мужчины с пистолетом, кивнув ему — не в знак благодарности, а скорее молчаливой признательности, — огромную синюю бандану, чтобы вытереть испачканные руки. Водитель, тощий и измотанный, стоял рядом и кланялся Питеру.

— Езжай медленно, — сказал Питер. — Долго эта штука не выдержит. Очень медленно!

Вся группа полезла в «лендровер». Левин стряхнул со спины Питера налипшую землю. Мужчина с пистолетом подсадил женщину в красном платье, подтолкнув ее пониже спины. Он продолжал все это время подобострастно кивать Питеру, а тот вернул ему его платок и ткнул пальцем в пистолет у него на поясе.

— Зачем он вам тут понадобился?

— Из леса начали появляться разные нехорошие люди.

— А войск разве тут нету? Или жандармерии?

Мужчина откинул назад голову, беззвучно засмеявшись.

Потом отдал честь и полез в «лендровер» и сел там позади женщины.

Они поехали дальше. Питер молчал и, кажется, злился. Левину было жаль его испачканной рубашки, это ведь была его затея — ехать сюда, затея, видимо, совершенно бессмысленная, принимая во внимание хотя бы гнусность окружавшего их пустынного пейзажа.

— Странная вещь, что он отдал вам веревку бесплатно, — сказал он, стараясь как-то ободрить Питера. И рассказал ему о том, как тридцать лет назад почти в этом же месте их выручил человек, давший им взаймы аккумулятор.

— Ну и что тут такого? — спросил Питер.

— Не знаю, просто это как-то необычно. Или здесь это обычное явление — помогать таким образом незнакомым людям?

Питер с минуту размышлял.

— Не думаю. Я вообще не понимаю, что иной раз движет людьми. Наверное, ему просто захотелось поступить именно так.

Левину пришло в голову, что и сам Питер остановился, чтобы помочь починить машину, без мысли о какой-то награде за свои труды. Ему стало стыдно, потом он почувствовал себя полным глупцом, когда безуспешно пытался понять сидящего рядом с ним человека, точно так же, как он не мог понять всадника, сделавшего им такой подарок, или водителя того грузовика тридцать лет назад. Возможно, самым поразительным было отсутствие у Питера какой-либо сентиментальности или сочувствия людям, которым он помогал. Когда он разговаривал с водителем, в голосе его явно звучало нечто, очень близкое к презрению. Тогда зачем он со всем этим связался?

Теперь по обе стороны дороги начали попадаться чахлые сосны, а между ними виднелись бесчисленные пеньки. В этих местах на дороге еще сохранилось асфальтовое покрытие. Питер посмотрел на Левина:

— Видимо, скоро приедем. Вы тут что-нибудь узнаете?

— Они жили в домике в стороне от дороги. Недалеко от офиса здешнего управляющего, если я правильно помню. Это было где-то справа, но теперь трудно узнать места, столько деревьев спилили.

— Мне кажется, чуть дальше впереди офис. Может, у них что-то узнаем.

Но тут Левин увидел груду белесых камней возле грунтовой дороги, уходящей вправо.

— Здесь! — выкрикнул он, и Питер свернул на узкую дорогу. И там, в сотне ярдов впереди, стоял этот домик.

— Впервые я увидел его тридцать три года назад, — сказал Левин. Питер подъехал к крыльцу. Сетка на двери была порвана, дверь распахнута настежь, окна разбиты, и все здесь казалось мрачным, заброшенным. Левин вылез из машины и забрался на веранду, ответившую ему пустым эхом шагов. Питер последовал за ним. Левин остановился, огляделся вокруг, увидел по-прежнему валяющийся во дворе хлам, разросшиеся сорняки, засохшие кусты. Такого он не ожидал; перед его глазами все еще стоял образ Дагласа, склонившегося над своими синьками и громко требующего

чаю, и его жены в розовой блузке и с рукой на перевязи. Они стремились вырваться из привычной среды, хотели отправиться за моря, показывать местным кино, а по ночам валяться на палубе, любуясь звездами. Потом возникла эта идея со скипидаром, попытка стать нужными, старающимися иметь значение, вес. Он прошел в гостиную. Четыре распадающиеся на части книги по-прежнему стояли на каминной полке, а из самого камина торчали два полуобгоревших, давно превратившихся в уголь полена. Фисгармония стояла все там же, прислоненная к стене. Жена Дагласа пригласила его тогда поиграть; сейчас он никак не мог понять, откуда ей было известно, что он играет. Он подошел к инструменту. Шаги эхом отдавались в комнате. Накладки из слоновой кости с клавиш были содраны. Он сел на ящик и стал качать ногой мехи, но подгнившее устройство издавало хрип. Он опять вспомнил, как она вошла, в своей розовой блузке, прикрывая левой рукой сломанную правую. Он оглянулся вокруг. Комната была такой, какой он ее помнил; красть здесь было нечего, а их мечты и мысли исчезли вместе с ними. Они хотели быть полезными, именно эта мысль, решил он, двигала ими, да и Винсентом тоже, но в конечном итоге получилось нечто совсем другое.

— У меня такое ощущение, что этот куб еще можно найти. Мы тогда поехали к нему именно отсюда, — сказал Левин, когда они вышли. Питер, кажется, несколько оттаял.

— Здесь и тогда все так было? — спросил он. Его как будто тоже захватила романтика поиска, и это ему нравилось; Левин решил, что больше всего в этом деле его привлекла его полная бесприбыльность, это было нечто вроде естественного сочувствия с привкусом романтики. Может, это потому, подумалось Левину, что его собственная мать решила завести себе другого мужчину, заменив им его отца.

Наверное, подобно самому Левину, Питер как будто жил одновременно в двух измерениях, словно занеся ногу над пропастью, отыскивая облако, на которое мог бы ступить.

Питер вывел машину на мощеную дорогу и медленно поехал дальше; Левин внимательно оглядывал придорожные заросли кустов и вьющихся растений, высматривая знакомые приметы. Когда они добрались до альпийского шале, в котором размещался офис управляющего, Питер замедлил ход, но здесь не было припарковано ни одного автомобиля, и, видимо, внутри тоже никого не было.

— В любом случае мне бы не хотелось обращаться в правительственные учреждения, — сказал Левин. Впервые с момента смерти Адели он так явственно ощутил ее отсутствие. Она была нужна ему сейчас, чтобы сидела здесь, в этой машине, он ясно видел ее перед собой, такой, какой она была в свои двадцать, за сорок лет до смерти, живая, в расцвете сил, обнимающая его полными руками.

«Кажется, я тоже ищу нечто, навсегда потерянное», — подумал он. Эта мысль как будто объяснила ему причины его возвращения в эти края. И заставила его улыбнуться: «Значит, это ее я пытаюсь отыскать?» Он чуть не произнес это вслух, но потом ему пришла и другая мысль: «Что ж, неплохая причина, ничуть не хуже, чем любая другая».

Они проехали еще с полмили. Когда Левин сказал, что не помнит, чтобы перегонный куб был так далеко от офиса, они остановились и тут же услышали визг бензопилы, раздавшийся неподалеку. Они вышли из машины и обнаружили узкую тропинку, протоптанную в кустах, и, пройдя по ней немного, наткнулись на четверых мужчин, обрубавших ветки с поваленного дерева. Рядом, на поляне, были свалены в кучу уже очищенные стволы. Мужчины при виде чужаков тут же перестали рубить и уставились на них в ожидании — что-то им скажут эти blancs. Все они были молоды, лет по двадцать, за исключением одного, седого, согнутого и старого мужчины в рваном пальто. В одной руке у него болталось мачете, а другой он держался за палку, служившую ему тростью. Он пытался справиться с одышкой. К нему Питер и подошел. Прикоснувшись ладонью к кепочке, он обратился с довольно официальным, спокойным приветствием. И спросил, давно ли тот работает в здешних местах. Старик ответил — давно, всю жизнь. Остальные молча смотрели на пришельцев, по-прежнему держась настороже.