Присяга Российской империи

Прозоров Александр Дмитриевич

Продублировав для негров свой приказ по-английски, моджахед повернулся к лобовому стеклу. На палубе пока ничего не происходило. Команда, разумеется, услышала скоротечную стрельбу, но что случилось — пока еще не понимала.

— Ага, вот и наши, — пробормотал Птушко, увидев, как мимо трюма пробегают моджахеды с оружием в руках. Кто-то дал очередь в воздух, остальные просто угрожающе орали, указывая морякам на нос судна.

— Ты с курса только не сбейся, — посоветовал рулевому Юра. — Не то кишки наружу выпущу и сожрать заставлю.

Он похлопал моряка по плечу и отправился на носовую

надстройку.

Пропахшие рыбой матросы стояли, сложив руки на затылке, заворожено наблюдая за стволами прогуливающихся перед ними моджахедов. Птушко сразу выделил среди молодых членов команды угрюмо насупившегося мужика лет сорока и без колебаний выбил его из строя экономичной очередью в три патрона. Остальные пленники вздрогнули. Кто сглотнул, кто побледнел.

— Перебить их, Махмуд? — чуть ли не умоляюще спросил Ильяс.

— А сортиры ты будешь чистить? — хмыкнул Птушко. — Полы мыть, барахло таскать, движок ремонтировать, коли заглохнет?

— Их же пятеро, Махмуд! — возмутился моджахед и поднял руку к затылку, нежно погладил ушибленное место. — Хватит и двоих.

— Ладно, — смилостивился Юра. — Двоих можешь хлопнуть, остальных загони в их конуру и приставь охрану.

— Сделаем, — обрадовался чеченец, закинул автомат за спину, вытащил из голенища ботинка широкий нож, прошелся вдоль строя. — Ну, кто первый сдохнуть желает? Чего молчите?

Он остановился напротив вихрастого паренька, склонил голову набок:

— Тебе сколько лет?

— Восемнадцать… — сипло пробормотал тот.

— Ну и хватит, правда?

Нож описал короткую сверкающую дугу, вонзился пленнику в живот, дернулся вверх, распарывая внутренности. Мальчишка, громко заорав от боли, схватился за брюхо, сел на корточки. Пот ним начала растекаться кровавая лужа. Это было неплохо — показательная казнь на глазах у всех всегда делает уцелевших рабов более послушными и старательными. Птушко, отвернувшись, присел перед люком возле ведущей с надстройки лестницы, открыл. Внизу валялись кипы влажных рыболовных сетей. Или просто мусора — в этом Юра особо не разбирался. Командир отряда спустился на палубу, распахнул дверь в надстройку. Тут лежали груды пустых ящиков, пахло аммиаком. Моджахед насторожился, повел носом — и вскоре нашел ведущий вниз люк. Тут стояли какие-то непонятные установки, пара лебедок, трубчатые решетки. То ли склад ненужного барахла, то ли отключенное за ненадобностью устройство.

— На холодильник похоже, — пробормотал Птушко, прислушиваясь к бьющим в борт волнам. — Рабочий отсек рефрижератора. Ладно, нам и рефрижератор сойдет.

Когда он поднялся на палубу, Ильяс уже загонял пленников вниз, к каютам. Амара Юра оставил у двери сторожить рабов, сам пошел дальше, в столовую, толчком распахнул дверь — так, что она ударилась о стену.

— Что у вас нам за стрельба? — высунулась с камбуза повариха и осеклась, увидев перед носом ствол автомата.

— А ты угадай, — усмехнулся Птушко и влепил ей звонкую пощечину.

— Что… вы… — Ника поняла, что кричать бесполезно.

— Значит, сама ты нам давать не хочешь? — Юра скинул с ее головы платок, запустил руку в волосы, рванул к себе.

— Не… Не надо…

Стволом «Узи» моджахед приподнял

ей подбородок, левой рукой запустил руку за ворот халата, рванул вниз. Пуговицы с цокотом посыпались за пол, за спиной послышалось довольное хмыканье. Юра оглянулся на своих братьев по вере, потом скинул у поварихи край халата с одного плеча, с другого — одежда соскользнула на пол.

— На хрена тебе здесь трусы и лифчик? — удивился Птушко. — Снимай давай, и иди к столу.

И он стал расстегивать джинсы.

Получив свою долю удовольствия, Юра оставил своих братьев развлекаться с бабой дальше, сам заглянул в общий кубрик, прихватил свою тяжелую сумку, направился в моторное отделение. Моторист, лежащий на том же месте, больше не стонал и не шевелился, хотя все еще дышал. Моджахед перешагнул через него прошел мимо мелко дрожащих двигателей к грубо сваренному железному шкафчику, достал из сумки объемистый пакет, поверх которого был прикреплен электронный будильник.

— Та-ак, — Птушко сверился с своими часами. — Без двадцати одиннадцать. Значит, звон мы заведем на десять тридцать.

Пакет он запихнул за шкафчик, к самой стенке, холодной от забортной воды. Затем, негромко напевая перешел к трапу и еще один пакет заложил под фальшпол. Третий, выйдя на палубу, он мимоходом закинул в спасательную шлюпку, закрепленную на корме, за рубкой. Последний нашел свое место в компрессорном отсеке холодильной установки.

Моджахед поднялся на мостик. Взглянул на компас, потом на прибор «GPS». Рулевой ощутимо напрягся, но Юра одобрительно похлопал его по плечу:

— Молодец, работай. Радиорубка где?

— В загородке, за штурманским столом.

— Угу, спасибо, — Птушко заглянул в указанное место, покачал головой: — Ва-аллах, старье-то какое! Ну да ладно, все едино, — он уселся на место радиста, выдвинул один за другим ящики стола, нашел отвертку и принялся снимать лицевую панель. Дело заняло всего несколько минут: кинув внутрь корпуса толовую шашку грамм на двести, проводки взрывателя он прицепил к выключателю после чего вернул панель на место. — Вот теперь все хорошо. Русские коварны и наглы. Плюнешь в рожу — драться лезут. Как бы кто раньше времени до связи не добрался.

Моджахед встал, сладко потянулся.

— Вот теперь все и вправду хорошо! Рулевой, координаты!

— Я только курс знаю, — тихо ответил матрос.

— Это ты сплоховал… — Птушко достал приемник системы позиционирования, сверил координаты. Похоже, они находились именно там, где нужно. — Бинокль есть?

— Должен быть у штурмана над столом.

— Умница, все понимаешь, — Юра снял с крючка обтянутый кожей короб, достал из него черный, с длинным ремешком, бинокль, подошел к лобовому стеклу, оглядел горизонт. Океан, вопреки ожиданиям, был отнюдь не пустынен. И справа, и слева виднелись темные точки. Птушко поднял бинокль, навел резкость. Справа от корабликов со срезанной кормой в волны тянулись туго натянутые тросы. Слева одно судно с большой кормовой надстройкой и несколькими мачтами ползло у самого горизонт, другое, с плоской палубой и красной рубкой, болталось на одном месте. Не отрывая бинокля от глаз, Птушко приказал: — Влево поворачивай… Хорош, теперь прямо.