Притворщики
Шрифт:
Валерий уселся в высокое кресло, откинулся на спину, тяжело перевел дыхание. Ничего теперь не поделаешь. Сам виноват. Надо быть умнее.
По его тапкам в приступе благодарности прошелся кот, отираясь головой по ногам.
— Иди сюда, Маркизка…
Кот охотно запрыгнул на колени к хозяину и затоптался по кругу, устраиваясь.
— Иди, дружище, полечи меня, — Валерий подтащил кота повыше, закинул его передние лапы себе на плечо. Маркиз не возражал. Он громко замурчал, вытягиваясь пулеметной лентой поперек груди Валерия. Поглаживая кота, чувствуя на себе горячую тяжесть, Валерий
Свет автомобильных фар скользнул по окнам, и снова стало темно. Илья припарковал Мерседес на свое обычное место. Повернулся ключ в замке.
— Почему так долго?
— Так получилось, — проворчал Илья.
Он разделся, подошел к креслу, машинально почесал за ухом Маркиза, потом взял его на руки и осторожно опустил на пол. Кот недовольно муркнул и не спеша отправился прочь.
— Валера, я машину стукнул.
— Поздравляю. И об кого?
— Ни об кого. Меня подрезали. В кювет неудачно съехал.
— И сильно повредил?
— Нет, не очень. Баксов на триста.
— Протокол составляли?
— Нет.
— Тогда ремонт за твой счет, — постановил Валерий.
— Да и пожалуйста, — процедил Илья. — Пошли ужин готовить. Я пельменей купил. Жрать охота до смерти.
Валерий нехотя выбрался из кресла. Когда он появился на кухне, вернее в той части необъятного холла, которая была отведена под кухню, Илья уже суетился, кипятил воду в кастрюле, расставлял тарелки, резал хлеб. Валерий присел у стола и молча наблюдал за братом. Даже аппетитный запах, поплывший в кухне после того, как пельмени оказались в кипятке, не взбодрил его. Илья тоже молчал. Разложив пельмени по тарелкам, он сел напротив и принялся за еду. Оба сосредоточенно жевали, Илья — энергично, Валерий — равнодушно.
— Слушай…
— Знаешь…
Они заговорили одновременно и тут же замолчали. Валерий взглянул на озабоченную физиономию брата и невесело усмехнулся:
— По-моему, нам обоим есть, что сказать.
В детстве они частенько угрюмо молчали, когда оба никак не могли решиться заговорить о чем-то. А потом по очереди делали свои неприятные сообщения: младший о единице за сочинение, а старший о том, что он идет в кино не с братом, а с девушкой.
— Ну, и кому первому колоться?
— Давай ты, — серьезно сказал Илья.
— Мне Гарон сюда звонил.
— Ого, — присвистнул Илья. — Зачем?
— Честно говоря, я не понял. Вместо того, чтобы выяснить это, я ему нахамил, и не думаю, что это сильно упростит мое нынешнее положение…
— Молодец, — язвительно покачал головой Илья. — А еще меня выдержке учишь.
— Теперь ты колись.
Илья нахмурился, отвел взгляд.
— Не подрезали меня. Нарочно в кювет спихнули. Когда я Крымову из Пулкова вез.
Валерий отодвинул тарелку. Аппетита и так особо не было, теперь он и вовсе улетучился.
— Как она, цела?
— Немного руку зашибла, вроде бы несильно.
— А ты?
— А мне что? Я за руль держался. Успокойся, все живы, машина на ходу. Чуть выправить, чуть подкрасить…
— Да к чертям собачьим машину… Кто это был?
Илья пожал плечами:
—
— Хорош Голливуд, — вздохнул Валерий.
— Ты ешь и не переживай. Если бы не вмятины да царапины, не сказал бы я тебе ничего. Ты бы и не узнал.
— Ха, не узнал бы. За дурака держишь?.. Кто же это мог быть? Неужели Гарон?
— Да ну, оно ему надо? Таким-то идиотским способом… — лениво возразил Илья и снова принялся за ужин. — Отомстить мне он мог уже сто раз, скромнее и эффективнее. Думаю, это просто хулиганье какое-то было.
— Да, Илюха, неудачный сегодня день.
— Среда, что ты хочешь… — Илья с улыбкой пожал плечами.
Валерий тоже не смог удержаться от улыбки. Да, среда была с детства проклятьем для обоих братьев. Конечно, неприятности случались порой и во все остальные дни недели. Но в среду обязательно происходило что-нибудь неприятное, а иногда и трагическое. И ничего нельзя было поделать с этим проклятьем. Что-нибудь в среду непременно случалось, хоть бы какой-нибудь пустячок: разбитые тарелки, вспышки ангины, двойки, некрасивые ссоры, поломки аппаратуры… Всякая ерунда. Или не ерунда, о которой Валерий не любил вспоминать, будучи от природы человеком излишне впечатлительным. Когда среда становилась кошмаром, братья, как заклинанье повторяли смешную песенку какого-то безвестного ВИА восьмидесятых. «Если чью-нибудь печаль унести не смогут вдаль воскресенье, понедельник, вторник и среда…»
— Обязательно в четверг будет счастлив человек… — проговорил Валерий.
— Да и пятница с субботой есть всегда… — закончил Илья без особого энтузиазма. — Валера, ты не волнуйся, я буду осторожен. И ешь, наконец! Надо мне очень упреки твоего врача выслушивать… Все мыслимые режимы нарушаешь.
Полина с утра не могла сосредоточиться. То и дело она, поднимая голову от стола, ловила на себе внимательный взгляд Вани Смирнова. Он ни разу не заговорил с ней после визита в «Ривьеру». Правда, ему и некогда было. На следующий день после «Ривьеры» Полина навестила второго из ненадежных партнеров — внешнеторговую фирму «Эдельвейс». Само собой, после детального разговора с руководством и выставлением взаимных претензий, Полина не удержалась от того, чтобы выяснить, а не оказал ли Иван и там «любезность» по дополнительному распространению «Толмача». Персонал «Эдельвейса» оказался не таким болтливым, да и незаконно установленных программ Полина не заметила.
Улучив момент, когда Кочкин отправился на перекур, а Лизочка упорхнула на сбор очередной порции свежих новостей, Ваня повернулся к Полине.
— Ну что, Полина, чем там, в «Ривьере» закончилось?
— Я снесла лишние программы. Оставила «Толмача» на компьютере менеджера по рекламе, того парня, который больше всего пользуется им. Взяла с директора слово, что на следующей неделе менеджер выдаст подробный отчет с перечислением всех отмеченных недостатков. Парень не очень хочет этим заниматься, но его директор совсем не желает судиться. Если же к следующей среде отчет «Ривьеры» ко мне не поступит, придется сдавать их Казьмину для скандала…