Привал странников
Шрифт:
– Ну это я и без тебя знаю, - разочарованно протянул Смирнов и добавил: - Ты, Рома, его не трогай. Настоящего подхода к нему нет, и он не заговорит до тех пор, пока мы его основательным камушком не придавим. Будем искать камушек.
– Саня, твои соображения ума уже можно нам сообщить?
– осторожно спросил Алик.
Смирнов ответил не по существу. Он встал и заорал:
– Я бездельничаю! Я теряю время из-за отсутствия информации! И опаздываю, опаздываю!
– Кино будем смотреть?
– лениво полюбопытствовал Казарян.
Смирнов
– Будем.
Смотрели феллиниевского "Казанову", который на телевизионном экране потерял всю свою философскую начинку и смотрелся как веселая порнуха. Досмотрели, Казарян уехал домой, а Алик и Смирнов завалились спать.
И опять им не дал выспаться телефонный звонок. И опять Леонид Махов.
– Новости, Александр Иванович, - бодро сообщил он.
– Давай, - хрипло ответил мутный со сна Смирнов.
– Начну с самых свеженьких. Только что мне сообщили из Калининграда: гражданин Савостиков Геннадий Григорьевич, известный вам под кличкой Паленый, в воскресенье вечером утонул в Клязьме.
– В Клязьме утонуть нельзя, - ошалело сказал Смирнов.
– Можно. Пьяный и в луже утонет.
– Он был сильно пьян?
– Смирнов проснулся окончательно.
– Говорят, литровка в нем была. Не меньше.
– Дела. Давай удивляй дальше.
– И удивлю. Андрей Витальевич Глотов, бомбардир, кличка Живоглот, пятьдесят третьего года рождения, осужденный на двенадцать лет, скончался в апреле 1986 года в больнице лагеря строгого режима от перитонита.
– Ты не ошибаешься, Леонид?
– с непонятным азартом спросил Смирнов.
– Не ошибаюсь. Передо мной дело из архива. Вот копия медицинского заключения, вот и фотография покойника. Впечатляющее личико.
– Леня, сколько времени уйдет на то, чтобы сделать экспрессом копию этой фотографии?
– Час, Александр Иванович.
– Через час жду тебя с фотографией на Страстном бульваре.
– Вы меня толкаете на должностное преступление. Ну да ладно. У меня и еще есть что вам сказать.
– При личной встрече, - отрезал Смирнов и бросил трубку.
В ванной шелестел душ. Смирнов заглянул туда и увидел то, что ожидал увидеть. Жирный Алик с удовольствием стоял под теплым дождичком. На шум, произведенный Смирновым, открыл один глаз и потребовал ответа:
– Что тебе?
– Я смотаюсь на часок, - проинформировал его Смирнов.
– А куда, Саня?
– Закудакал! В МУР, к Махову. Через час буду. Можешь не беспокоиться.
– Я с тобой, а?
– Нет. У меня с Маховым приватный разговор, - отрезал Смирнов.
Приткнув "Ниву" у ВТО, Смирнов, стуча палкой, прошел на бульвар. Отыскал скамейку под солнцем и уселся, подставив лицо твердым утренним лучам. Страстной бульвар, Страстной бульвар! Самый широкий, самый квадратный, самый непохожий на бульвар московский бульвар. Культурный
– Здравствуйте, Александр Иванович, - перед ним стоял Махов.
– Привет, Леонид! Принес? Давай.
– Любуйтесь.
– Махов протянул ему фотографию.
– Нет, не ошибся, - с удовлетворением сказал Смирнов, изучив изображение Живоглота.
– В чем, Александр Иванович?
– Да так, пустяки. Ты мне дашь эту фотографию?
– Для того и распечатывал. По другим нашим делам поговорим?
– А как же! Ты присаживайся, присаживайся.
Леонид сел на скамью, раскинул руки по спинке, тоже подставился солнцу и начал:
– Как всегда, вы правы, Александр Иванович. Ночевкин видел записную книжку у Трындина, когда тот заходил в отделение последний раз. Ночевкин запомнил это хорошо, потому что Трындин книжкой нос себе почесывал, рассказывая о непонятной чертовщине в райисполкоме.
– Вот и книжечка объявилась!
– удовлетворенно констатировал Смирнов.
– Она не объявилась, она исчезла, - поправил его Махов.
– Вчера весь день по второму кругу опрашивал свидетелей, и занятная картинка получается. Подбежали к Трындину почти одновременно четверо. Двое мужчин и две женщины. Но первым наклонился над ним, якобы для того, чтобы послушать, бьется ли сердце, гражданин, которого среди опрашиваемых не оказалось. Гражданин без особых примет.
– Лет тридцати и с наколкой на правой руке. Спасательный круг и якорь, - добавил Смирнов.
– Как догадались?
– обиженно спросил Махов.
– Слишком долго ты, Леня, готовил эффективную концовку.
– И общая картина начинает складываться. Мне очень хочется теперь по-настоящему прочесать "Привал странников".
– Бумагою запасся?
– А как же! Поедем, Александр Иванович?
– Давай на завтра отложим, а, Леонид! Для того чтобы чесать "Привал", мне кое-что узнать надо. А концы - будь здоров. Весь день на это уйдет. Договорились?
– Да и у меня хлопот полон рот. Но очень хочется...
– Завтра, Леня, завтра с утра.
– К девяти я у вас, как штык.
Было половина одиннадцатого.
А в одиннадцать часов пятнадцать минут Смирнов нашел сильно пьяного Шакина В.В., нашел в зачахнувшей рощице, где обычно забивают "козла". Сейчас не забивали - рано. Шакин сидел за столиком перед пустым стаканом. Но бутылки нигде не было: пьян, пьян, но законспирировался.
– Где с утра достал?
– спросил Смирнов, сзади положа Шакину руку на плечо. Шакин не вздрогнул, не испугался, до того был пьян, медленно повернулся и посмотрел на Смирнова отстраненно растопыренными глазами. Посмотрел и предложил: