Привал странников
Шрифт:
– Вот и тогда смеялись, Александр Иванович, когда я вам сказал, что заключение для очень богатого человека - не наказание, что богатые в лагере умирают для того, чтобы ожить на свободе. Назвали все это блатной легендой. Что же касается Живоглота, то его, видимо, в команду присмотрели.
– Что за команда?
– Есть, говорят, такая команда на Москве, которая никого не боится.
– А кто все это делает? С лагерем?
– Кто - не знаю, а через кого - знаю.
– Ну, хотя
– Через самого богатого человека в Москве. Вот и все, что могу сказать.
– Я тебя очень прошу, Леша.
– Я, Александр Иванович, вам по гроб жизни благодарен за то, что отрубили меня тогда от вонючей уголовщины. Хотя, как я понимаю, могли прицепить к делу. И выглядело бы эффектно: как же, известный комбинатор-махинатор заодно с грабителями. Вы - справедливый и добрый человек. Но ничем не могу вам помочь.
Смирнов молча поднялся и направился в дом. Нацепил сбрую, влез в куртку. Алексей наблюдал за ним от дверей. Смирнов прошел мимо него, как мимо столба, буркнул на ходу:
– Будь здоров.
– И похромал к калитке.
Пастухи пригнали коров с луга. Неторопливо вышагивая, коровы двигались по Второй Социалистической, глухо звеня жестяными цилиндрическими колокольцами и заглядывая за заборы. К машине не подойдешь. Смирнов стоял, ждал. Неслышно подошел Алексей, спросил сзади:
– Вы что, опять служите?
– На общественных началах.
– Мой совет: не лезьте в это дело, Александр Иванович.
– Уже влез, - ответил Смирнов и шагнул за калитку - коровы прошли.
Кончался день, и дороги опустели. В такое время за рулем - одно удовольствие. Держишь спокойные восемьдесят, посматриваешь по сторонам, неторопливо думаешь о мелочах. Насвистываешь самому непонятное - есть в жизни милые радости.
К Москве Смирнов подъезжал, когда уже изрядно стемнело. По необходимости включил подфарники и приборную доску. Доска засветилась домашним светом, и в салоне "Нивы" стало уютно, как дома. От поздних сумерек, от уюта пришла усталость. Окончательная, за целый день, требующая ночного отдыха.
Домой, домой. К расслабке, к креслу, к крепкому чаю. Триумфальная арка, гостиница "Украина", Новый Арбат, "Прага", Суворовский бульвар.
Стемнело окончательно. Смирнов поставил "Ниву" за казаряновской "восьмеркой", выбрался из машины, и, закрывая ее, услышал сверху сказанное всерьез. Всерьез, со злостью и скрытым облегчением:
– Вот он, мерзавец.
Ему молча открыли. Он прошел в столовую, на ходу снимая куртку и сбрую. Кинул куртку и сбрую на диван, сам упал в кресло и противоестественно бойко задекламировал Лермонтова:
– Уж был денек! Сквозь дым летучий французы двигались, как тучи...
– ...И все на наш редут, - докончил за него Казарян,
– Чайку бы!
– крикнул ему вслед Смирнов.
Тем временем Казарян извлек из сбруи пистолет, выкинул из рукояти обойму. По одному выщелкнул из обоймы патроны, пересчитал их и поинтересовался вкрадчиво:
– Куда делись две?
– Потерял, наверное.
– Перестань паясничать!
– гавкнул на него Казарян.
– Мне, как ящерице в минуту опасности, пришлось лишиться хвоста.
– В баллоны, что ли, стрелял?
– Ага.
– Где был весь день и что делал?
– Весь день, как Шурик из "Кавказской пленницы", искал песни, сказки, легенды...
– Рассказывай.
– За чаем расскажу.
За чаем и рассказал.
– Мрак и мерзость. Аж сердце заболело от отвращения, - признался Алик.
– Кто-то проворачивает страшненькую комбинацию, Саня, - предложил Казарян.
– Кто-то ее уже провернул, - поправил его Смирнов.
– Что предпринять собираешься?
– Завтра с утра с Леней Маховым "Привал" потрошить будем. А сейчас спать.
– Тогда я - домой.
– Казарян поднялся: - Алик, ни под каким видом не отпускай пенсионера до моего появления.
На этот раз их разбудил не телефонный, а дверной звонок. Милиционер, похожий на артиста Абдулова, был свеж и румян, как персик:
– Вы готовы, Александр Иванович?
Не пожрамши, Смирнов спустился вниз. У ряда обгорелых домов стояла оперативная машина. Рядом с ней, ловя кайф минутного безделья, покуривали члены группы.
– Я вызвал техника-смотрителя, - доложил Махов.
– Приступим, Александр Иванович?
Приступили. Оторвали доски и гурьбой вошли внутрь. Где ты, очарование приветливого гнездышка под старину? Пепел под ногами, сажа по стенам, мразь запустения.
– Так, - сказал Смирнов.
– Ну, это зал. А где же были подсобные помещения?
Подсобные помещения Смирнова привели в полное изумление. Ни производственного холодильника, ни кухонных печей. Две обгоревшие газовые квартирные плиты, в рыжих подпалинах холодильник ЗИЛ - и все.
– А где они готовили?
– спросил Махов.
– Они не готовили, Леня. Они хранили привезенное и разогревали. Липа, кругом липа!
– И пожар - липа, Александр Иванович. Я вчера с мальчишками говорил, при которых пожар начался. Они утверждают, что не поджигали вовсе, что даже найденной зажигалкой чиркнуть не успели, как сваленная в углу бумага загорелась. И я им верю.
– Нажимное устройство?
– Вероятнее всего. Мы поищем, конечно, но надежды мало. Если не металл, то следов нет.