Привет, картошка!
Шрифт:
— Видал? Ну малый! — с восхищением сказал отец.
Глава двадцатая
Картошка на ужин
Около столбов ребята окружили Сережу. Он не рассчитывал на такую торжественную встречу.
— Ты где был? Мы за тебя переживать начали, — накинулась Алена Давыдова.
— Сережа, — протиснулась Оленька Петрушина, — ты совершенно, совершенно правильно поступил, что честно сказал. Ты не переживай, завтра придешь — отработаешь.
Он шел в окружении ребят к подъезду
— Да замолчи ты! — толкнула его Нинка Лагутина. Колесо вильнуло, и Валера чуть не въехал в куст смородины. Ему пришлось соскочить на землю.
— А я думал, ты уехал домой, — крикнул он Сереже.
— Ужин тебе оставлен, — предупредила Римма-Риммуля.
Его вели в столовую. Один Толя Кузнецов не участвовал в этом шествии. Он сидел на лавочке неподалеку от входа в школу-интернат и скоблил ножичком корень.
— Юлий Цезарь приехал на колеснице, — сказал он, не глядя на ребят, окруживших Сережу. Сказал негромко, не прекращая скоблить корень. Но все услышали.
— Что? — спросила Оленька Петрушина.
— Триумфатор, говорю, приехал на колеснице.
— Ты что? — тихо спросил Сережа, и ребята перед ним и перед Толей Кузнецовым расступились.
— Я ничего. Ты картошку отказался убирать, а они, дураки, встречают тебя, как героя.
— Плевать я хотел на картошку, — яростно сказал Сережа и сжал руки в кулаки. Но Толя Кузнецов даже не поднялся с лавочки.
— А сегодня на ужин картошка, — засмеялся он. — А ты наплевал в нее. Как есть будешь?
— Что ты его слушаешь? — загородил Валера Куманин Сережу. — Он же больной. У него температура. Идем.
— В столовую я не пойду, — сказал Сережа и стал быстро подниматься по лестнице в спальню.
Ребята остались перед захлопнувшейся дверью. Оленька Петрушина проводила глазами Сережу и Валеру и обернулась к Толе.
— Ой, Кузнецов, — растерянно сложила она руки на груди, — ты прав. Ты ужасно как прав. Да, девочки! — повернулась она к подружкам.
Эта худенькая девочка с нежным овалом лица, с большими наивными глазами хотела, чтобы всем было хорошо, чтобы все были правы.
Марьянна тотчас же поднялась к Сереже, как только узнала, что он пришел.
— Жуков, что это такое? Отказался есть. Почему?
— Я не хочу.
— Ты хоть понимаешь, что ты неправ? Я имею в виду твой разговор с Петром Ивановичем?
— Почему неправ? Он спрашивает, не надоело ли мне отдыхать. Я отвечаю. Почему я должен врать?
— Врать тебя никто не заставляет. Ладно! Пойдем — поешь. Сегодня на ужин
Он стоял у окна спиной к учительнице, она тронула его за плечо, Сережа не убрал плечо, но и не повернулся от окна.
— Вот как раз картошку я и не могу.
— У нас и завтра на завтрак картошка. Что ж ты, и завтра есть не будешь?
— Не знаю, — уклончиво ответил Сережа.
«Какую работу выполняешь по дому?»
Игорь Смирнов ответил:
«Хожу в магазин за хлебом».
«Кем хочешь стать после окончания школы?»
Игорь Смирнов ответил:
«Шофером»,
«Какую работу выполняешь по дому?»
Мишка Зуев ответил:
«Хожу за хлебом и за булками».
«Кем хочешь стать после окончания школы?»
Мишка Зуев ответил:
«Рабочим классом».
Глава двадцать первая
Так все-таки для чего козе баян?
От вороха корзин на землю падала пестрая тень. Ребята разбирали корзины и разносили эту пеструю тень по всему полю.
— С утра сразу придут четыре машины, — докладывала Зоя Павловна с блокнотом в руках Петру Ивановичу.
— Хорошо. Ну как, подумал? — не оборачиваясь, спросил он у Сережи.
— Я? — застыл тот с корзиной в руках.
— Подумал, спрашиваю?
— Подумал.
— Ну и каковы выводы?
— Ничего нового. Каждый должен заниматься своим целом. Школьники — учиться. Пианисты — играть на роялях. Колхозники — убирать картошку. Все очень просто. По подсчетам прогнозистов, к двухтысячному году в сельскохозяйственном производстве будет занято не более двух процентов от общего населения. Пианистов, для примера, будет три процента.
— Сколько, говоришь, пианистов?
— Три процента.
— Весело заживем. А эту картошку кто будет убирать, которая сегодня выросла? Она же сгниет, Жуков!
— Не знаю.
— Не знаешь, — повторил за ним Петр Иванович. — Это же земля твоя родная. Под асфальтом в городах тоже, между прочим, земля. Мальчики, которые много читают лежа, не читали, как в Ленинграде сдирали асфальт в блокаду, чтобы посадить картошку?
— Читали. Ну и что?
— Все! — яростно рубанул рукой Петр Иванович.
— Что все?
— Теряем время. Иди еще погуляй и подумай.
— Куда идти?
— Куда хочешь!
— Может быть, мне домой поехать подумать?
— Хоть в Сочи.
— А в Ялту можно?
— Ты же еще не работал нигде, а уже рассуждаешь. Можешь ты вспомнить хоть один день, когда ты работал? Подумай, припомни и удивись!..
— Нечего мне удивляться.
— Ну, что ты делал? Паровое отопление топил? За водой ходил? К крану в соседнюю комнату?
— За водкой ходил в магазин.